Протягивает мне упаковку ежедневок и я готова убить его прямо на месте.

Правда вместо этого густо краснею и пулей влетаю в квартиру, но все же успеваю услышать его слова:

— Ты быстро поправилась, красотка!

Черт бы тебя уже побрал, Толя!

Значит он в прошлый раз заметил мои синяки, хоть я и старалась прятать их как могла, опуская лицо и находясь подальше от света, но отчего-то промолчал.

12. 12

 

Чемодан, вокзал, билет.

В старом поезде шум и гам, обычный плацкарт защищает от одиночества как ничто иное. Хорошее средство, надо запомнить. Правда иногда мне кажется, что за мной постоянно наблюдают и тогда вновь становится тошно. Но я старательно гоню эти мысли прочь, понимая, что ни к чему хорошему они не приведут. С ума сойти я всегда успею, а сейчас у меня совсем другая цель.

Я сразу же залезаю на верхнюю полку, укрываюсь странно, немного тошнотворно пахнущим одеялом. От запаха не спасает простыня, в которую это одеяло завернуто, а без него я не могу, меня отчего-то ужасно знобит. Не хватало еще заболеть в чужом городе.

Ехать мне не так уж и долго, двенадцать часов, успею как следует все обдумать — отчего-то дома мне никак не думалось...мыслями я по-прежнему нахожусь в том доме. Однако под шум колес и гомон соседей по вагону я почти мгновенно засыпаю мертвым сном без видений, и просыпаюсь лишь поздно ночью, когда все вокруг уже мирно сопят в своих койках.

Еле пробивается свет, оставленный проводницей у дверей, ведущих к туалетам, и мелькают отражения фонарей в ночных окнах. Где-то кашляют, что-то бормочут, тихо переговариваются и храпят граждане путешественники, и только я лежу, будто чужая в этом мире среди всех этих людей, пялясь в потолок и мечтая наконец проснуться. Когда-нибудь я обязательно проснусь от странного и страшного сна, подумаю, как это было неприятно, встряхнусь, умоюсь холодной водой и пойду пить кофе. А пока поезд, одеяло, вагон и убаюкивающий, но не дающий провалиться в сон стук колес...

Петербург встречает солнцем и толпами снующих туда-сюда людей на вокзале. Первый раз вижу столько народу, особенно поражает обилие китайцев. Была бы я здесь по другому поводу, наверняка поделилась бы с братом впечатлениями, однако сейчас мне абсолютно фиолетово на все происходящее вокруг.

Звонок на мобильный раздается неожиданно, когда я получаю дозу утреннего кофеина в привокзальном кафе. Светит солнце, куда-то торопятся люди, а в моем телефоне слышится отборный мат Лысого.

— Ты где, *лядь моя ненаглядная? Ты совсем попутала, да? Я тебя, собака бешенная, на куски порву, если ты сбежать удумала!

Слушаю его молча, чувствуя, как сердце резко сжимается в комок и перестает биться. Не дышу, боясь, что от вдоха потеряю сознание прямо тут, в кафе на площади.

Идут мимо люди, кто, торопясь по своим делам, а кто неспешно, разглядывая красивые витрины в начале своего туристического пути. Они живут совсем другой жизнью, и конечно я ужасно им завидую, мечтая очутиться на любом из их мест.

Лысый все больше распаляется, и я понимаю, что дольше не дышать уже невозможно. Со свистом и каким-то хрипом выдыхаю воздух, чем видимо удивляю собеседника, и он даже на некоторое время замолкает. А может он просто уже выдохся и сейчас придумывает, чтобы еще мне такого сказать, чтобы я быстрее начала свои поиски.

— Я ищу... — отвечаю тихо, но уверена, что он прекрасно меня слышит.

Отвечать Лысый не соизволяет, молча сбрасывает звонок, и я не успеваю убрать телефон в карман, как он вновь звонит.

— Ты все-таки уехала, красавица моя...

Не сразу понимаю, кому принадлежит голос и уже тем более, чьей красавицей я могу быть. Поэтому молчу некоторое время, не зная, что сказать и надо ли вообще что-то говорить.