– Но при ч-ч-чем т-тут я? – приходится сцепить руки перед собой, потому что пальцы ходят ходуном.

– Ты очень понравилась моему бизнес-партнеру. Это выгодный союз. Я должен отчитываться перед тобой?

– Да! Должен, если пытаешься меня продать, как вещь. Этот брак для тебя выгодный. А мне, как жить? Спать со стариком ради твоего успеха?

Он фыркает и, нервно открыв бар, достает бутылку коньяка, но не наливает, а отставляет ее в сторону.

– А почему бы и нет? Я ради тебя и матери делал все, даже слишком. Не вижу ничего осуждающего, сейчас многие бабы так живут, хватаются за кошелек потолще и…

– Я не одна из твоих шлюх!

Он лишь усмехается на мой вскрик, мол, что за представление.

– Поэтому мама умерла, да? – не получается угомонить сердце, оно словно не мое – стало крупнее и бьется до оглушительной боли в ребра. – Потому что ты так старался? Да? Так пыхтел на молодых кобылицах, что не успевал штаны натягивать...

– Замолчи! – повернувшись, отец бросает в меня гневный взгляд, сжимает в руке стакан и трясет им. – Ничего ты не знаешь.

– Что не знаю? Что у тебя денег не хватило на лечение мамы, зато находились средства водить сучек по ресторанам? Что ты, вместо помощи и поддержки, гулял и заливал глотку напитками покрепче?

– Я пытался заработать! – его крик оглушает, а звон стекла заставляет вздрогнуть и отступить к выходу. – Неблагодарная дрянь. Бери паспорт, повторять не стану. Ты выйдешь замуж.

– Нет. Зато я повторю. Я не подчинюсь. Никогда.

– Тогда, – папа ступает ближе, хруст осколков под его тяжелыми каблуками до ужаса пугает, – не держу.

– Я же твоя дочь, – пячусь. – Неужели ты выгонишь меня из-за этого?

– Не только выгоню, но и оставлю ни с чем. Выходишь за порог, и считай, что отца и дома у тебя больше нет. И денег на твои развлечения тоже.

Киваю, до конца не осознавая, что он и правда так сказал. Да это просто понты, игра такая жестокая. Папа пытается мне угрожать и припугнуть, чтобы я согласилась.

– Хорошо. Я соберу вещи и уйду.

– Э-э… нет. Ты уйдешь голая и босая, потому что твоего здесь ничего нет, – он бьет себя кулаком в грудь. – Это мой дом! Я его выстроил, кровью харкал, чтобы заработать на каждый кирпич.

– Возьму хотя бы телефон и документы, – поворачиваюсь к лестнице, чтобы подняться в комнату, но меня тормозит приказ, направленный в сторону, на охранника.

– Егор, возьми эту залетную девицу и вышвырни отсюда. И не впускай. Никогда.

– Но, – молодой высокий мужчина, что стоит в тени коридора, на миг теряется.

– Ты что, Меркулов, глухой? Вышвырни эту шваль из моего дома.

– Папа, пожалуйста… дай мне взять документы. Я ведь не смогу на работу устроиться...

Отец ступает ближе и, наклонив голову, смотрит в глаза. Я его не узнаю. Чужой, жестокий человек. Он бывал несдержан и груб, но чтобы вот так...

– Я дал тебе выбор, – на миг его выражение смягчается, но ноздри все так же угрожающе раздуты. – Еще не поздно передумать.

– Это выбор без выбора, – качнув головой, отступаю. Мне страшно, что он меня ударит, разобьет лицо и нос. Как в тот раз, когда я не хотела ехать с ним в столицу, на встречу с его партнерами. – Я говорю – нет.

Папа жестко кривится, словно это слово перечеркнуло наши прожитые вместе годы и его любовь ко мне, если она была... И, повернувшись ко мне в профиль, он широким жестом показывает на дверь.

– Вон пошла.

7. Глава 7

Давид. Наши дни

– Что ты хочешь этим сказать?

На мягком стуле словно гвозди насыпаны, неудобно и твердо. После заданного вопроса встаю и отхожу к распахнутому окну. Соколов – жаркий парень, ему осень нипочем, в кабинете натуральный дубарь, но моему урагану в штанах – это даже на пользу.