Но, похоже, не блиставший в хоре Андрусь фальшивил слишком сильно. Ангелы не услышали его молитв. Зато услышал проходивший мимо обыватель Кастрициан Базыка. Сперва он просто снял картуз и перекрестился. Пение и удары продолжались, как ни в чём не бывало. Тогда обыватель Кастрициан Базыка ускорил шаг – и тут же наткнулся на жандарма.

Перепуганный Кастрициан всё сразу и выложил. Так и так, из запертой лютеранской кирхи раздаются загадочные голоса. Возможно, сатанисты устроили там шабаш с целью подрыва духовных сил народов Второй Речи Посполитой.

Дело было серьёзное. Кирху оцепила полиция. Рядом прохаживались агенты контрразведки в одинаково серых штатских пальто. А из костёла, который был буквально в соседнем квартале, по ту сторону садовых зарослей, прибежал ксёндз Фабиан – чтобы нейтрализовать оккультную угрозу.

Когда на первый этаж ворвались неизвестные, Андрусь принял их за чертей и принялся отбиваться. В итоге, с подбитым глазом и уже без форменной фуражки, его запихнули в воронок и повезли в крепость, в гарнизонную тюрьму. Именно там польские власти содержали шпионов, сатанистов и слишком буйных депутатов парламента.

Он оказался недостаточно опасен, чтобы его держали в Бригитках, поэтому пришлось довольствоваться камерой в гарнизонной тюрьме. Андрусю там не понравилось. Сначала его посадили в одну камеру с депутатом поветового совета, который оказался коммунистом, и жутко бородатым мельником из-под Вильны – этот сидел по обвинению в колдовстве.

Сознательного гимназиста вызвали на допрос прямо посередине важного спора с соседями по поводу земельной реформы. А допрашивал незнакомый полковник, толстый, с отяжелевшими от пота усами и очень усталый от всей этой беготни.

– Зачем ты это устроил? – спросил полковник, даже не поднимая голову от бумаг.

– Я с чертями сражался, – ответил Андрусь. Потом спохватился и добавил: – Я думаю, это были красные черти.

– Почему красные.

– Ну, коммунистические.

Полковник жевал губами и по-прежнему не поднимал голову.

– Это было несвоевременно, – наконец произнёс он.

– Да, я знаю. Возможно, нам надо попытаться заключить с ними…

– Проваливай!

Выходить из крепости пришлось через Северные Ворота. Главные уже были к тому времени перекрыты допотопными лёгкими танками.

Над земляными валами синхронно взмывали лопаты. Гарнизон рыл окопы и пытался что-то минировать.

Экипажа арестованным не полагалось, поэтому от крепости до колонии Нарутовича Андрусь добирался пешком, через заросли и буераки уцелевшей полосы эспланады. Над головой медленно, как шмели, проплывали грузовые самолёты. Они делали полукруг и уходили на посадку за железную дорогу. Гимназист знал – там, возле Адамково, недавно расчистили временный военный аэродром.

Андрусь так на них засмотрелся, что и не заметил, как свалился в небольшой топкий прудик, неведомым образом возникший буквально в десятке шагов от стадиона имени Пилсудского.

Домой он пришёл ещё мокрым. И сразу, с порога, рассказал Целестине о самолётах – чтобы избежать лишних вопросов.

– Это штабные архивы перевозят, – ответила Целестина. Она узнала про архивы от бабушки. А откуда это знала бабушка – как обычно, было совершенно неизвестно.

– Видишь, как много значит наш город! – радовался Андрусь. – Штабные архивы куда попало не повезут.

– Угу, – отозвалась Целестина, – теперь, когда штабные архивы в городе, нас тоже будут бомбить.

Бомбардировщики видели с первых дней войны, но они пока бомбили только крепость. Не хотели тратить бомбы на жилую застройку, которая и так будет захвачена.