Приставив лестницу к стене амбара, Ану-син ловко, как кошка, взобралась по ней наверх. Ей удалось приподнять крышку и пролезть в дыру; затем она спрыгнула на пол, нащупала и зажгла лампаду, огляделась.

Она увидела полки, где были расставлены большие глиняные кувшины и плетёные корзины. Девушка сняла одну корзину, заглянула внутрь и, вытащив из неё лежавшую сверху табличку, вгляделась в клинописные знаки. Прочитав текст, она поняла, что в этой корзине лежат договоры на аренду земли. Она же искала расписки должников и кабальные сделки.

В памяти Ану-син снова всплыл давний разговор с Баштум – в тот день, когда её, десятилетнюю, забрали в кабалу:

«- Что сделают с расписками, которые вы с отцом давали Залилуму, когда брали у него зерно и масло? Ведь их тоже писали на таких табличках?

- Эти таблички разобьют, когда ты будешь свободна...»

Ану-син стала снимать на пол корзины и кувшины, пока наконец не нашла то, за чем забралась в амбар.

Вот таблички, в которых упоминаются имена Сима и Баштум, а вот и кабальная сделка, в тексте которой написано её, Ану-син, имя. Таблички она, как и задумала, уничтожит. А что делать, если Залилум решит восстановить текст сделки, обратившись за помощью к тем свидетелям, чьи печати закрепили предыдущий договор? Ану-син поднесла табличку к огню лампады, внимательно вгляделась в печати.

Четыре свидетеля. Хасиру, батрак Залилума: так гнул спину на своего «благодетеля», что надорвался и ушёл в иной мир два года назад. Угдимша: умер, подавившись финиковой косточкой, вскоре после заключения кабальной сделки. Думанум, ремесленник: до наступления Великого Зноя отправился в Ур искать лучшей доли. И четвёртый – Синидин, сборщик податей: умер от голода во время засухи...

Вспомнив поимённо каждого из четверых свидетелей, Ану-син облегчённо выдохнула. Поистине, Судьба благоволила к ней...

Девушка высоко вскинула руку и, размахнувшись, бросила табличку на пол. Затем ещё одну, и ещё, и ещё... Наклонилась, посветила лампадой и, убедившись, что от табличек остались лишь осколки, удовлетворённо улыбнулась. Аккуратно, чтобы не пораниться, она стала перекладывать глиняные черепки в мешок, который всё больше наполнялся. Мешок стал удивительно тяжёл, и Ану-син пришлось сделать усилие, чтобы дотащить его до дыры и через неё выкинуть на крышу.

Перед тем, как выбраться наружу, девушка окинула кладовую последним взором. Кувшины были водружены обратно на полки – и теперь ничто не могло вызвать подозрений. Только самая тяжёлая корзина осталась на полу, но Ану-син слишком устала, чтобы ставить её на место. Гораздо важнее было немедленно уйти отсюда и унести мешок с разбитыми расписками. Протиснув в дыру плечи, она вдохнула благословенную ночную прохладу, словно впитывала в себя завоёванную свободу.

Тучи свернулись и, подгоняемые сильным ветром, унеслись дальше; небо окрасилось жемчужно-розовыми тонами в преддверии рассвета. Потоки воды ещё неслись через весь двор, смывая отпечатки ног, которые вели от амбара до каморки, где жила Ану-син.

Ану-син высыпала из мешка и зарыла глиняные черепки в яме в углу каморки, положила в мешок пару ячменных лепёшек и вздохнула легко, полной грудью. Словно всю жизнь ждала она этой минуты.

Скорее бежать! Куда? Всё равно куда, лишь бы не оставаться здесь, не видеть Залилума, Киссара, Зер-укина, не слышать голоса Авасы! Лишь бы не очутиться завтра в Большом доме, где девушек будут продавать их будущим мужьям, как молодых тёлок на каруме!..

22. Глава 21. Прекрасная купальщица

Девушка бежала тропинкой вниз так быстро, как будто кто-то гнался за ней по пятам. Только на берегу реки, когда повеял лёгкий ветерок и запахло тиной, она остановилась и перевела дыхание.