Она любила свою маленькую хижину, любила этот склон, по которому спускалась к Великой реке. Место для жилища было выбрано отменно: близость реки приносила прохладу, а в изобилии росший на берегу тростник – тень. Сюда не доносился шум деревенской жизни и можно было уединиться, чтобы предаться мечтам или размышлениям.

Единственной же мечтой Баштум было, чтобы оставшиеся два с половиной года из трёх кабальных пролетели как два с половиной дня и чтобы она смогла наконец обнять свою Ану-син. Во время таких мечтаний волнующее чувство охватывало всё существо маленькой женщины. Ей хотелось сорваться с места и бежать, бежать туда, где жила в чужом доме, у недобрых людей её черноглазая Ану-син, её дитя. Тогда рыдания подступали к горлу, а Баштум падала ничком на траву и глухо стонала. Но ни трава, ни земля не могли смягчить жгучую боль материнского сердца...

- Эй, здесь живёт женщина по имени Баштум? – Громкий сердитый голос с берега, от хижины, не дал Баштум додумать её печальные мысли.

Она обернулась – на вершине обрыва стоял какой-то человек и смотрел на неё вопрошающим взглядом. Не понимая, что могло случиться и зачем она кому-то понадобилась, Баштум сердцем почуяла беду. Она выбралась из воды, вскарабкалась по склону.

- Ты мать девочки по имени Ану-син, отданной в кабалу к почтенному Залилуму? – Человек, не скрывая презрения, смерил её взглядом с головы до ног.

- Так и есть, – подтвердила Баштум, и голос её дрогнул.

Ану-син!.. Что-то случилось с Ану-син! – пронеслось у неё в голове, и силы вдруг оставили её. Ноги подкосились, и маленькая женщина осела на землю прямо перед незнакомцем.

- Вставай! У меня нет времени возиться с тобой, – проворчал тот и, сдержавшись, чтобы не пнуть женщину ногой, с брезгливым видом отступил от неё. – Тебя зовёт к себе мой господин. Так что поспеши, не заставляй почтенного Залилума ждать...

Собравшись с силами, Баштум провела влажными ладонями по волосам, приводя их в порядок, и отправилась следом за слугой Залилума. Безропотно, молча (на её вопросы сердитый человек всё равно бы не ответил), то ускоряя, то замедляя шаг, она прошла через всё селение.

Вот дорога завернула налево, и из-за поворота, в самом конце улицы, показалась группа построек с большим кирпичным домом в центре. Неподалёку от ограды протекал широкий арык, по берегам которого вперемежку со старыми финиковыми пальмами росли молодые: черенки бодро превратились во взрослые деревья и уже плодоносили. Глядя на эти удивительные деревья, Баштум каждый раз мысленно благодарила богов за их ценный дар людям.

Финиковая пальма была поистине кормилицей жителей Двуречья. Её плоды и молодые побеги служили пищей; стебли употреблялись в качестве шестов; стволы ценились как древесина; косточки применялись вместо угля или – в размельчённом виде – скармливались скоту; сухие ветки и кисти, освобождённые от плодов, шли на дрова. В голодные годы те, кому удавалось выжить, молились на финиковую пальму как на свою спасительницу.

По мнению Баштум, дом Залилума походил на настоящий дворец. Добротный, с резными столбами, с дверями, выкрашенными в красный цвет для защиты от злых духов, с узорными перилами на опоясывающей верхний этаж галерее. Солнечные блики плясали на поверхности водоёма, подле которого разгуливали индюки. Во дворе и у хозяйственных построек трудились слуги и рабы: кто-то поливал кусты и деревья, кто-то подрезал ветви, кто-то заделывал щели и белил стены, кто-то начищал и вымывал кухонную утварь. От печи, расположенной под тростниковым навесом, тянуло ароматом свежеиспечённого хлеба.