Она также хотела спросить мать, зачем чёрная владычица Эрешкигаль задумала погубить родную сестру, но не успела: в хижину вошёл отец.

С его появлением исчезло очарование тихого вечера, растаяли волшебные краски и звуки, а воздух наполнился чем-то ощутимо тревожным. По стенам, по низкому потолку заметались пугливые тени; сверчок и тот затих, только булькало над огнём жидкое варево.

- Нет мне удачи, – хмуро сказал Сим, подсаживаясь к очагу. – Хоть и приношу исправно жертвы в храм божественной Нинсун*, но не желает она внимать моим мольбам. Сколько сил вложил я в стадо Залилума, о каждой овце заботился как о родном ребёнке, каждого ягнёнка на ноги поставил! За какие же грехи свалилась на мою голову эта напасть? То болезнь уносит овцу из стада, то повадится какой-то зверь таскать по овце едва ли не через день! Что я скажу почтенному Залилуму, когда он не досчитается своих овец?

- Мы ничего не сможем дать ему взамен! – испугалась Баштум, отложив прялку. – И без того уже задолжали ему – даже старый долг покрыть нечем...

На её лице появилось выражение беспомощности и растерянности; уткнувшись лицом в колени, она тихо заплакала.

Пастух сидел молча, с виноватым видом, свесив на грудь голову с длинными спутанными волосами. И только Ану-син казалась отрешённой от всех земных забот: лицо её было безмятежно, взгляд больших чёрных глаз по-прежнему оставался мечтательным.

Неожиданно во дворе что-то зашуршало. Кошка, сидевшая на обгорелом стволе тамариска, влетела в хижину и, ощетинясь, забилась в угол. Спустя какое-то время Баштум услышала тяжёлые шаги и сжалась в напряжённом ожидании. Почуяв недоброе, со своего места поднялся Сим.

На пороге хижины возникла, закрывая собой звёздное небо, громадная фигура человека, с черепом, голым, как яйцо, который держал в руке судейский жезл.

- Ты раб Залилума, пастух его стад? – обратился он к трепетавшему от страха Симу.

- Я раб почтенного Залилума, да подарят ему боги сверх назначенного судьбой ещё пятьдесят лет жизни, – смиренно ответил пастух, сгибая свою худую спину.

- Ты сириец, но тебе известны законы нашей страны, – продолжал лысый с жезлом, угрожающе глядя на Сима. – Согласно законам мудрейшего и справедливейшего среди всех правителей царя Хаммурапи, да сохранится имя его в веках, человек, который имеет на себе долг перед своим господином, должен отдать за серебро свою жену, своего сына или свою дочь. Или же отдать их в долговую кабалу, чтобы они служили в доме своего хозяина три года.

Посланник Залилума обратил свой взор на притихших в углу хижины маленькую женщину и девочку:

- Кого из них я могу увести с собой?

Сим ничего не ответил.

Тогда человек с судейским жезлом подошёл к Баштум и велел ей подняться. Быстрым, но цепким взглядом он окинул жалкое одеяние женщины и через прореху в рубахе заметил волдыри солнечных ожогов и нарывы от укусов финиковых ос.

- Ты стара и слаба – от тебя никакого проку. Умрёшь в кабале – и Залилум потеряет всё, что дал вам взаймы и уже не возместит себе ущерб за скот, – скривился вершитель правосудия. И, повернувшись к девочке, вынес свой приговор: – Она пойдёт со мной!

Баштум словно по сердцу ножом резанули.

Она сорвалась с места, повалилась перед лысым на колени и, цепляясь за его одежду, запричитала:

- Помилуй дитя! Возьми меня за неё! Любую работу сделаю, всё стерплю! Только оставь девочку дома, именем Мардука заклинаю!

- Прочь! – крикнул посланник Залилума и толкнул маленькую женщину так, что она упала навзничь и ударилась головой о земляной пол.