- А на что ей её нищая свобода? – вскинулся на него ростовщик. – Неужели её мать не захочет видеть свою девочку пристроенной, сытой, нарядно одетой?

Залилум в ответ только пожал плечами и в раздумии посмотрел на черноглазую девочку. В её взгляде, устремлённом на него, читалась мольба – как будто она догадалась, что речь шла о её судьбе.

- Ладно, – снова, с тихой угрозой, заговорил Табия. – Не можешь продать? Тогда я смогу её похитить.

После этих слов он подъехал к девочке, и, не успел Залилум понять, что происходит, как ребёнок оказался в руках ловкого ростовщика.

Ошеломлённая этим девочка вжала голову в плечи и заслонила глаза ладошками. Она вся дрожала; маленькие, как у мышонка, зубки мелко стучали. Ей казалось, что она попала в плен к злобному, не знающему пощады демону, чьи мощные руки всё крепче, всё больнее сжимали её хрупкое тельце. Маленькое детское сердечко готово было разорваться от невыразимого ужаса, и тогда девочка закричала изо всех сил:

- Мама!

В следующее мгновение, будто этот отчаянный зов, эта мольба о защите была услышана во всех уголках Аккада, на дороге появилась маленькая женщина. Её растрёпанные чёрные волосы в беспорядке спадали на плечи; в тёмных широко раскрытых глазах застыли боль и страх.

- Почтенный Залилум, будь добр, скажи этому человеку, чтобы он отпустил мою дочку. Я уведу её домой.

- Не торопись, – вместо Залилума ответил Табия. – Я хочу купить твою дочку. Сколько хочешь за неё? Пяти сиклей серебра тебе хватит?

Изумление, негодование поочерёдно сменялись на лице матери. Она никак не могла понять, о чём толкует приезжий вельможа.

- Ты что же оглохла, Баштум? – рявкнул на неё Залилум. – Тебе предлагают цену, за которую ты можешь купить двадцать сар садовой целины, а ты молчишь, будто в рот воды набрала!

Наконец женщина поняла, о чём шла речь. Она яростно замотала головой и с видом львицы, готовой ради своего потомства вступить в неравную схватку, приблизилась к Табии.

- Продать дитя? – крикнула Баштум. – Ты не человек, господин, если предлагаешь матери продать свою единственную дочь...

В её взгляде читались и гнев, и укор, и отчаянная решимость, и ростовщик с неохотой отпустил девочку.

Тотчас черноглазая малышка и маленькая женщина бросились в объятия друг к другу. Баштум крепко прижала ребёнка к своей груди и расцеловала её испуганное, но постепенно светлеющее личико. Казалось, в эту минуту для неё не было в мире ничего дороже этого чумазого сокровища, и, обнимая девочку, она не видела никого, кроме неё.

Когда поздно вечером после пира Залилум и его приятель-ростовщик остались одни, разговор снова зашёл о дочери пастуха.

- Устрой мне это дельце, – небрежно бросил Табия хозяину дома.

- Ты же понимаешь, я не могу ни выкрасть, ни продать её, – в который раз повторял Залилум захмелевшему и от этого ещё более настойчивому гостю. – Это же противозаконно...

- А быть должником – законно? – взревел Табия с таким видом, будто собирался наброситься на собеседника.

Залилум отвёл глаза в сторону и негромко произнёс:

- Да зачем она тебе? Она ведь ещё так мала.

- Я хочу сам растить её, как редкий цветок, и до тех пор, пока девчонка не нальётся соком юности, никому её не покажу. Я научу её быть ловкой и хитрой. Я сделаю из неё усладу для глаз, утеху для тела. Ты сам увидишь, как через пять-шесть лет эта маленькая дикарка превратится в настоящую красавицу! О, однажды мне уже довелось повстречать одну такую...

Табия вдруг прикусил язык, как будто побоялся сказать больше.

Он помолчал, а затем вперил в лицо Залилума тяжёлый, затуманенный вином взгляд и, погрозив ему пальцем, проговорил: