Наконец, поняв, в какую игру играет, развлекаясь по-своему, мальчик, Ану-син спокойно ответила:

- Я пришла безоружная.

- Девчонка?! – поразился, услышав её голос и поняв, с кем имеет дело, Киссар.

Он наклонился к Ану-син, приблизил своё лицо к её лицу почти вплотную, стараясь получше разглядеть её.

Потом резко выпрямился и, надменно вскинув острый подбородок, сказал:

- Я Киссар, сын почтенного Залилума, и я хочу знать, кто ты и что делаешь ночью во дворе моего дома?

- Я Ану-син, – в тон ему ответила девочка, – я пришла, чтобы забрать моего отца, пастуха Сима, домой. Если ты вправду сын Залилума, прикажи вашим слугам немедленно отпустить Сима.

В ответ на её просьбу, в которой, впрочем, не прозвучало даже намёка на мольбу или заискивание, Киссар громко рассмеялся.

Затем, подбоченясь и приняв угрожающую позу, он злобно процедил сквозь зубы:

- Ну-ка, убирайся отсюда поживее, дерзкая рабыня, пока я не приказал своим людям отправить тебя к твоему сирийцу!

Едва он проговорил эти слова, как от дома снова донёсся отчаянный вопль. Ану-син посмотрела прямо в лицо Киссару – издевательская ухмылка зазмеилась у него на губах.

- Пока пастуха лишь стегают кнутами, но можно и собак на него спустить, – сказал он, с удовольствием наблюдая, как его слова напугали девочку.

- Так нельзя... собаки могут растерзать до смерти, – проговорила Ану-син тревожно; её голос задрожал, глаза заблестели от навернувшихся слёз. – Мать говорила: рабу, который ударил свободного человека, в наказание отрезают ухо. Такой закон.

- Какой закон? – притворно изумился Киссар.

- Тот, что на главной площади, у дворца владыки. Он из чёрного камня и весь исписан такими же клиньями, каким учат сыновей тамкаров в Доме табличек*.

- Закон на каменном столбе? – ухмыльнулся мальчишка. – Разве ты не знаешь, что царский дворец лежит в руинах, а каменный столб разбит? Закон теперь здесь; для таких, как ты, закон – это мой отец и я, – он ударил себя в грудь.

- Ты и твой отец – вы хуже зверей! – выкрикнула Ану-син и сжала кулачки, будто собиралась наброситься на мальчишку. – Отныне я день и ночь буду молить богов о том, чтобы они наказали вас обоих за вашу жестокость!

- Ты смеешь угрожать мне, сыну Залилума?! – Киссар в гневе замахнулся на девочку, но она успела увернуться от его руки, рассёкшей воздух.

Ану-син повернулась и побежала по дорожке, ведущей к воротам. Песок хрустел под её босыми ногами, по щекам от обиды и унижения текли слёзы.

Этот напыщенный хвастливый мальчишка, взбреди ему в голову, мог раздавить её как червя, мог втоптать её в песок, превратить в одну из этих песчинок под ногами! А что могла она, маленькая бессильная девочка, дочь какого-то пастуха?..

- О, будь я богатой, я заставила бы его прислушаться к моим словам! Будь я столь всемогущей, как бог-творец Мардук, я бы превратила этого задиру в кусок глины! Я смешала бы всех богачей Аккада с прахом и низвергла бы их в Страну без возврата, чтобы их самих подвергли мучительным пыткам демоны подземелья! – шептала, глотая слёзы, Ану-син и крепче сжимала кулачки.

Она не помнила, как добрела до хижины и легла рядом с матерью, которая во сне то стонала, то всхлипывала. Утомлённая, измученная переживаниями, Ану-син сомкнула тяжёлые веки и тут же погрузилась в обволакивающую сознание спасительную бездну.

Аддару – в аккадском календаре март-апрель.

Нинсун – богиня-покровительница пастухов стад.

Дом табличек – так в древности в странах Двуречья называлась школа.

7. Глава 6. И чтобы сильный не обижал слабого...

Это был страшный для маленькой семьи сирийского пастуха день.