- Чашки Петри у вас есть? – спросил Саша.

- Чашки Петри? – переспросил Николай Васильевич. – Что это?

- Я где-то читал, что бактерии лучше всего разводить в таких плоских низких блюдцах с крышкой.

И он нарисовал для Склифосовского чашку Петри.

- Вот таких. Думаю, у каких-нибудь стекольщиков можно заказать. Но для начала можно и блюдце использовать, наверное. Закрыть бумагой, например. И посмотреть, как они лучше размножаются: с воздухом или без воздуха.

- Вы думаете, без воздуха может что-то выжить?

- Проверить-то надо. А вдруг?

От экспериментов со спиртом перешли к хлорке. И от хлорки шарики дохли, что твои инфузории.

- Хлорная известь – великая вещь, - заметил Саша. – Травит все.

- Ну, что, чешуйки будем смотреть? – спросил Склифосовский.

- А как же! – сказал Саша.

Склифосовский поместил чешуйки на предметное стекло и подкрасил той же розовой штукой.

Посмотрел первым, чуть сдвинул, подсветил.

И вдруг стал чернее тучи.

- Что вы там увидели, Николай Васильевич? – спросил Саша.

- Посмотрите сами, - вздохнул Склифосовский.

Саша взглянул в микроскоп.

Там была подкрашенная розовым большая круглая хрень с темными точечками по периметру, образующими подкову. В середине у хрени похоже ничего не было.

- Николай Васильевич, что это? – спросил Саша.

Никса тоже возник у микроскопа и посмотрел на хрень. Ту самую, большую, круглую из его золотушных язв.

Пожал плечами и впился взглядом в Склифосовского.

- Если не ошибаюсь, это гигантская клетка Пирогова, - пояснил Николай Васильевич. – Была публикация в «Военно-медицинском журнале». Несколько лет назад.

- Что вас так расстроило? – спросил Саша.

Склифосовский замялся.

- Если вы боитесь нас напугать – уже поздно, - заметил Никса. – Уже напугали. Лучше скажите, как есть.

- Хорошо, я переформулирую вопрос, - сказал Саша. – Где Пирогов наблюдал такие клетки?

- То, что я сейчас скажу, ничего не значит, - ответил Склифосовский. – Гигантские клетки Пирогов наблюдал в мокроте больных чахоткой. Но никто не доказал, что они связаны с болезнью.

- Вот почему я не буду править, - усмехнулся Никса.

И достал портсигар.

- Ты таскаешь с собой эту гадость? – возмутился Саша.

Брат как ни в чем не бывало вынул сигарету, зажег спичку и закурил.

Тонкие, как у девушки запястья, тонкие пальцы: все то, что казалось Саше признаком аристократизма. Нет! Просто худые руки пятнадцатилетнего мальчика, больного туберкулезом.

- Я тебя убью, - сказал Саша.

- Папá тебя повесит, - заметил Никса, затягиваясь.

- Пофиг!

Никса рассмеялся.

– Ты понимаешь, что тебе это совсем нельзя? – спросил Саша. - Конкретно тебе конкретно совсем.

- Ладно, последняя.

- Портсигар мне сдашь, - проинформировал Саша.

Брат прыснул со смеху.

- Ты зря лапки-то опустил, - сказал Саша. – Я читал об одной поэтессе, у которой нашли туберкулез примерно в твоем возрасте, и она прожила больше семидесяти лет.

Про то, что Гиппиус всю жизнь дымила, как паровоз, Саша на всякий случай умолчал.

– Она жила сначала в Крыму, потом в Тбилиси, потом во Франции. - сказал он. - Тебе в Питере тоже делать нечего.

- В Тбилиси? – переспросил Никса.

- Ну, в Тифлисе.

- Из Крыма буду править?

- А что? Перенесешь столицу в Ялту. Народу понравится.

- Еще ничего не ясно, - заметил Склифосовский.

- Это верно, - сказал Саша. – Вот, Никса! Николай Васильевич совершенно правильно говорит.

- Значит, я могу курить дальше? – спросил брат.

- Ну-у, безопаснее действовать с учетом пожара. Кстати…

И Саша посмотрел на Склифосовского.

- Николай Васильевич, я не верю, что внутри этой штуки ничего нет. Можно ее в другой цвет покрасить?