— Идем! — Ваня хватает меня за руку и подпрыгивает от нетерпения. — Ба! Папа вернулся!

Несколько минут и мы выходим на крыльцо, перед которым нас ждет “космонавт”, чей шлем по правилам моей фантазии зеркально затонирован. Может, я действительно сплю, ведь скафандр слишком реалистичен. Где его он достал или кого заставил его сшить?

Если я и мама на словах зашли слишком далеко во лжи, то Адам нас превзошел.

— Папа… — шепчет Ваня и сжимает мою ладонь, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу.

“Космонавт” лихо, будто не раз репетировал перед зеркалом, проворачивает липовый шлем с тихим щелчком влево и медленно его снимает, а у меня сердце в сильном ударе бьется о грудину.

13. Глава 12. Космонавт прилетел!

В панике у меня проскальзывает вопрос, а куда “космонавт” денет шлем, который он сейчас снимает, но к нему на помощь приходит мама. Пока я стою с открытым ртом и пытаюсь сообразить, что делать, она забирает шлем, и Ваня с криками кидается к Адаму.

Как в замедленной съемке, Адам подхватывает на руки Ваню, который обнимает его за шею, целует в щеки, лоб и нос и шепчет:

— Папа… папа… папа…

Я прикусываю кончик языка, чтобы сдержать в себе слезы. Что мы наделали? Два взрослых человека встретились, совершили ошибку, а в итоге под удар попал маленький мальчик.

— Папа… — Ваня обхватывает ладошками лицо Адама, и вглядывается в глаза с широкой и счастливой улыбкой.

Я жду, что он заподозрит неладное и узнает в папе того ночного гостя, который ему не понравился, но Адаму на руку играет детская непосредственность и доверчивость.

— Какой ты большой стал, Ваня, — говорит он и ласково улыбается.

Мама в стороне беззвучно рыдает, прижимая к груди шлем, но я все еще держусь. Из последних сил. И выпустила бы я из себя слезы не радости, а вины, страха перед будущим и сожаления, что мой сын был лишен простого счастья расти рядом с папой.

— Папа, — Ваня прижимается к щеке Адама своей и шепчет. — Я скучал…

— Я тоже скучал, сынок… очень сильно…

Вот она настоящее испытание для женщины: не сорваться в слезы в момент, когда ее ребенок слышит слова, которые так долго ждал.

— Мам, — Ваня оглядывается.

Ради сына я должна сыграть в спектакле Адама, который ловко перехватывает Ваню одной рукой, а другую отводит в сторону для того, чтобы обнять меня.

— Иди же к нам.

Как же я ошибалась тогда пять лет назад, когда думала, что я не испытаю большей боли в своей жизни. Тогда у меня хоть было право на истерику, сопли, слезы и крики, а сейчас я должна шагнуть к Адаму с улыбкой.

— Вернулся наш папа, — в отчаянии шепчу я.

Когда Адам меня обнимает, сильной рукой прижимает к себе и целует в макушку, на секунду меня простреливает острой и обманчивой надеждой в светлое будущее, в котором у Вани счастливое детство в полной семье, но ее прогоняет громкий старушечий голос:

— Это что за бардак?! Что вы тут устроили?! Я полицию вызову! Ночь на дворе! Что это?! Что за вакханалия на детской площадке?!

— К нам папа вернулся! — рявкает мама.

— Какой еще папа?!

— Наш! — голосок Вани дрожит истеричным исступлением. — Из космоса!

— Там бы и оставался! Всех разбудили! Так это ракета, что ли? А чего это она дымит? Пожар, что ли?

— Так, — мама подталкивает нас к двери. — Я тут сама разберусь.

— Только наркоманов отвадила, так теперь космонавтов мне гонять?! И на таких управу найдем! Совсем ополоумели! И кто эту дуру убирать будет? Эй!

— Она всегда злая, — шепчет Ваня на ухо Адаму. — А бабуля любит с ней ругаться.

— Да? — удивляется тот в ответ, и мягким рывком прижимает к себе, когда я хочу отступить. — А бабуля у нас боевая.