На улицу вообще выходить не хочется. Лето. Жарко. Солнце печёт нещадно, заставляя вянуть цветы на клумбах, плавиться людей и асфальт. Дома хорошо, есть кондиционер, ведро мороженого в морозилке и легкие сериалы по кабельным каналам. Дважды в день я созваниваюсь с Надей и Ниной Владимировной. По утрам узнаю, как у них дела, какие планы на день и как прошла ночь. По вечерам они отчитываются о своих приключениях, а я, улыбаясь, слушаю их.
Мне повезло и с дочерью, и с ее няней. Ближе них сейчас у меня никого нет. Иногда в минуты отчаяния и одиночества в прошлом я пыталась найти Артёма или Риту. Человеку всегда рядом нужен человек. У меня же не было никого.
Страшно остаться в восемнадцать лет без семьи при живой матери. Страшно в восемнадцать лет похоронить свою любовь, когда в сердце она всё ещё жива. Смутно помню, как жила первые годы. Где-то работала, что-то ела, с кем-то снимала квартиру. Существовала. Выполняла каждодневные действия механически, заставляя себя дышать. По ночам выла в подушку от одиночества. Молча глотала солёные слёзы или билась в громкой истерике, когда соседок квартире не было рядом.
Тогда я привыкла к одиночеству. Оно стало частью меня.
Сейчас же мне некомфортно оставаться дома одной. Каждое лето после двухлетия Нади я отправляла её на целое лето в деревню с Ниной Владимировной, но каждые выходные, которые зачастую выпадали на будний день, я старалась приезжать к ним. Сейчас у меня нет такой возможности, и страх одиночества потихоньку начинает набирать свои обороты.
Вечером в четверг я опять бесцельно смотрю телевизор. Время тянется с просто черепашьей скоростью, поэтому, откинув недоеденный кусок пиццы, а питаюсь я в основном доставкой еды из ближайших ресторанов, я решаю спустя почти неделю заточения наконец выйти на улицу.
К вечеру жара начинает спадать и на город опускается приятная прохлада. Иногда налетает ветер, принося с собой запах городской пыли. Отчаянно хочется к морю и моим девочкам. Но вместо этого я иду в супермаркет, который приветливо мигает мне неоновой вывеской.
Набрав много вкусной неполезной еды, я направляюсь обратно домой. Решаю пройти через плохо освещённый парк, увеличивая путь, надеясь немного прогуляться.
Буквально сразу я чувствую неладное. Во-первых, улицы вдруг становятся совершенно пустыми. Мне не встречается ни один человек. Даже собачников, которые обычно по вечерам выгуливают засидевшихся в квартирах питомцев, нет. Во-вторых, парк освещён ещё хуже, чем был. Не горит ни один фонарь. Нет ни одной тускло мигающей лампочки. Мысленно поворчав как пенсионерка, я решаю дома непременно написать письмо в какую-нибудь инстанцию, занимающуюся благоустройством города. В-третьих, сзади меня слышатся шаги.
Торопливое шарканье в полной тишине наводит ужас. Мороз проходится по липкой коже, оседая где-то в пятках. Инстинкт самосохранения нашёптывает мне бежать. Но как я ни пытаюсь идти быстрее и не поддаваться панике, шаги сзади не пропадают. Идут точно за мной.
Когда впереди показываются ворота моего жилищного комплекса, я всё-таки перехожу на бег. Только оказавшись в относительной безопасности внутри двора, я позволяю себе обернуться. Мне не показалось: за мной правда шли трое парней, которые сейчас остановлены охранником, всегда дежурящим на посту. Они ведут оживленную беседу, периодически оборачиваются и смотрят точно на меня, даже показывают пальцами. Выяснять, что им нужно, нет ни малейшего желания, поэтому я как можно скорее спешу убраться оттуда.
— Куда-то торопишься? — раздаётся голос рядом с декоративными кустами около подъезда.