Как пацан, не знающий жизни, я не могу себя собрать воедино. У меня в руках куча разрозненных кусочков пазла, море частичек, но соединить их мне не по силу.

Сам не понимая как, оказываюсь у дома отца. Поднимаюсь, нажимаю на кнопку звонка. Открывает отец.

— О, Тимыч, привет! — широко улыбается и замирает, разглядывая меня. Улыбка медленно сходит с его лица: — Тимур? Что-то случилось?

Случилось столько всего, что черт его знает, с какой стороны подступиться.

Я туплю на пороге, и отец первым приходит в себя, затягивает меня за локоть в квартиру.

— Ты чего в толстовке гоняешь? Холодрыга на улице, — бурчит по-отечески.

— У меня нет куртки, — говорю честно.

Но внутри ощущение, что говорю я вовсе не про куртку. У меня нет чего-то гораздо большего, чем куртка.

— Нет? — переспрашивает отец неверяще.

— Старые я выкинул, а новые армейские, в них лучше не ходить.

Я тяну молнию теплой кофты вниз, снимаю ее и вешаю на крючок в прихожей.

— Я… просто так зашел, бать, — говорю растерянно.

Отец держит лицо, хотя вижу, что он все понимает. Что ни черта не просто так…

А в чем истинная причина, не знаю и сам.

— Идем на кухню. Ольга с Демиком уехали на день рождения к его другу, а я тут страдаю в одиночестве.

Отец принимается суетиться на кухне, а я неожиданно осознаю, что неистово завидую ему. Своему собственному отцу.

Его семье, тому, что они с Ольгой есть друг у друга. Завидую совместным планам, быту, спорам о том, куда пойти. Завидую этой легкости и простоте. Понятности.

Как же у меня все так сложно…

А может стать легче?

Теоретически, если переключиться на другую девушку, — да.

— Отец, я никогда у тебя не спрашивал. Как ты разлюбил мать?

Он замирает, оборачивается ко мне, брови тянутся вверх.

— Знаешь, просто однажды мы поняли, что мы вроде как вместе, но внутри уже ничего ничего нет. Пусто, понимаешь? — садится передо мной на стул. — По молодости думал, плохо, что у нас постоянные ссоры и выяснения отношений. Качели эти, притирания. Она бесила меня неистово. А потом я осознал: конец приходит тогда, когда внутри ничего не дергается на женщину. Что есть она, что нет — все ровно.

Не поможет…

— Тимур, что тебя тревожит? — отец смотрит серьезно. И я знаю, что, если расскажу всю правду, будет пытаться помочь.

Вот только кому сейчас нужна эта правда, когда наши с Катей судьбы давно разошлись в разные стороны.

— Все хорошо, отец, — говорю привычно-монотонно. — Все хорошо.

20. Глава 20

Катя

— Мне не нравится, что ты общаешься с Тимуром и тем более ездишь куда-то с ним, — Филипп ходит по моей спальне из угла в угол.

— Это было всего раз и вряд ли повторится, — отвечаю спокойно, стараясь не повышать голос, потому что такими темпами легко уйти в скандал.

Филипп подходит ко мне вплотную, разворачивает к себе за плечи и смотрит в глаза, будто пытаясь загипнотизировать.

— Ты должна была отказаться.

Веду плечом, сбрасывая руки Фила, и отхожу к зеркалу. Беру пудру, взмахиваю кисточкой, заканчивая макияж.

— Мама попросила нас помочь. С какой стати я должна была отказываться?

— Твоя мать… — цедит, собираясь с мыслями.

Резко поворачиваюсь и дергаю подбородком:

— Давай. Договаривай! Что там про мою мать?

Пусть только попробует хоть слово плохое в адрес мамы сказать.

Филипп, видя мой боевой настрой, сдается и поднимает руки, показывая, что безоружен.

— Я хотел сказать, Ольге стоило подумать о том, что вам может быть некомфортно вместе в одной машине, да еще и путь неблизкий. Вообще-то, Тимур мог сам съездить за великом.

— Филипп, у него нет машины. Сама бы я не засунула велосипед в багажник, только намучилась бы.