- С ребёнком все хорошо, - успокоила меня педиатр. – Всё мы разные… ваша – молчунья. А может причина в том, что малышка недоношенна. Вот доберёт свое и покажет, где раки зимуют.
Я искренне надеялся, что покажет. Пусть кричит, как Илья кричал. Требует. Когда он родился мне было двадцать четыре. Беременность, разумеется, незапланированная, но тем не менее, Илюшка был желанным. В раю, который в шалаше, было легко вдвоём. Казалось один крохотный ребёнок не нарушит течения нашей жизни. Янка училась, как раз университет заканчивала, я работал столько, сколько мог. Нам был удивительно хорошо, так наверное, уже никогда не будет.
- Ярик, - позвала меня тогда Янка. – У меня есть… кое что.
Я посмотрел выжидательно, а она положила передо мной тест. Дешевенький, китайский, с двумя яркими полосками. Я сразу поверил, что она беременна, без каких либо дополнительных проверок. От чего ещё получаться детям, как не от такой любви? А Янку я любил. Наверное, я никогда никого не любил вообще, или не любил так сильно, и мои чувства меня удивляли. Иногда, когда приходилось отправляться в дальние поездки или допоздна засиживаться в крохотном офисе, я возвращался домой поздней ночью, когда она уже спала. Тогда я садился на постель и просто смотрел на Яну. Даже это доставляло мне удовольствие. Поэтому я сразу принял и этого ребёнка, который обитал где-то в её плоском животе – подумать только.
- А ты хочешь рожать? – осторожно спросил я.
Напрягся. Наверное, я принял бы любое её решение, как не крути, а матка принадлежит ей. Но отказ от этого, двухмиллиметрового пока ребёнка нашей любви необратимо бы все сломал.
- А ты женишься на мне, Ларин? – засмеялась она.
Тогда все казалось просто. Легко и достижимо. Мир, в котором все возможно – стоит только захотеть. В августе мы узнали о беременности, сразу же подали заявление и в сентябре уже расписались. Свадьба была шумной и бестолковой. Тогда у меня ещё были друзья. А со стороны Янки вообще вся группа вчерашних студентов пришла.
Денег у меня не было. Вообще, они вроде как были, но все уходили в дело – пока бизнес рос, он больше жрал, чем приносил доход. Кредиты и займы я считал ярмом. Но деньги я нашёл, мы выбрали Янке то самое платье, о котором мечталось, и закатил шумную пирушку. Яна пила яблочный сок из бокалов для шампанского, а её глаза все равно казались пьяными. Наверное это счастье и есть.
Ребёнок заволновался, выдергивая меня из воспоминаний. Пока – приятных, пусть и шумно-хлопотливых. Катя не плакала, она вообще редко плакала. Кряхтела. Дёргала ручками ножками. Округляла губки, словно пытаясь что-то сказать. Я развёл смесь, но пила она неохотно, отказывалась глотать, молочная капля смеси стекла по щеке и спряталась в лёгком пушке волос.
Сначала, в самые первые дни, когда она не ела, я паниковал. Теперь уже нет. Ждал час, предлагал ещё раз, вот если не ела и потом, тогда паниковал и звонил педиатру. Она у нас была из маститой частной клиники и на мои звонки отвечала в любое время суток.
- Ну, чего ты? – спросил я у Кати.
Она снова округлила ротик, но из него не вырвалось и звука. Сердясь на свою неспособность выразить свои желания, резко дёрнула ручкой и едва не заехала сама себе по глазу.
- Осторожнее, - велел я. – Вот выпишут твою маму, а у нас синяк.
Взял малышку на руки и принялся ходить по комнате. У нас была люлька, которая вибрировала чуть покачиваясь, но мне сейчас самому не помешало бы успокоиться, и я черпал спокойствие из самого близкого мне человека – Кати. Маленького, почти бессознательного, но ближе никого нет. Подошли с ней к зеркалу.