- Какая голодная, - с улыбкой сказал Ярослав.

Моё сердце сжалось. Хотелось взять Илюшку за руку и увести прочь. Чтобы не смотрел. И любить его сильно-сильно, чтобы компенсировать не только равнодушие родного отца, а весь остальной мир вместе взятый. Илюшка же поймал мой взгляд и улыбнулся, словно говоря – все будет хорошо. Легко верить в это, когда тебе семь.

- Сейчас доиграем и поеду домой, она скоро какать захочет.

И поднял её, словно показывая мне. Голову придерживает указательным пальцами, маленькие ноги в ползунках поджаты. Лица я не вижу, она спиной ко мне. Значит и про столбик после еды в курсе. При кормлении бутылочкой дети часто заглатывают воздух, и их лучше некоторое время подержать вертикально.

Народная премудрости сработала – маленькая девочка весьма громко срыгнула. Не только воздухом – белое пятно растеклось по рубашке Ярослава. Он чуть слышно выругался, уложил ребёнка на диван и принялся искать салфетки.

- Наверное, в машине остались.

- Идём в ванную, - со вздохом решилась я.

Показала ему где упаковка с одноразовыми бумажными полотенцами, влажные салфетки и закрыла за ним дверь. Вернулась в комнату. Илюшка стоял возле дивана и разглядывал ребёнка.

- Она тебе нравится? – спросила я.

- Слишком маленькая и непонятная.

И тогда я посмотрела, сейчас, когда Ярослав не может видеть моего любопытства. Илья был прав -  она была маленькой. Очень. Сам Илья даже при рождении был гораздо крупнее её двух недельной. Она не плакала и не спала. Разглядывала комнату мутным, ничего не видящим взглядом, сжимала кулачки. Мне бы хотелось её ненавидеть, эту чужую, по сути мне, девочку. Да, она ни в чем не виновата. Но она рушит мою жизнь вместе со своим отцом.

Только очень тяжело ненавидеть трёхкилограммовое дитё по имени Катюша.  

Маленькая явно жила в каком то своём мире и мы её интересовали мало. Новорождённый Илья разражался гневным криком, стоило его положить, и кумушки на лавках ругали меня, что сделал ребёнка ручным. А как не взять на руки, если плачет? Жалко же… Малышка лежала молча и плакала видимо только если что-то нужно было.

В ванной тишина, я оставила Илью возле ребёнка, которого он разглядывал с немного брезгливым интересом и пошла смотреть, что случилось с Ярославом. Надеюсь он не думает, что если позволил моему ребёнку принять у себя душ, то может мыться у меня. Я вообще была очень зла, на языке крутились колкие фразы и сдерживать их было все труднее и труднее. Я дёрнула дверь ванной именно с парой обидных слов наготове. И замерла.

Ярослав казался таким огромным в маленькой комнатке, хотя оставался стройными несмотря на то, что за последние годы заматерел. Он стоял обнажённые по пояс, сняв рубашку и пытаясь застирать пятно мылом. Услышал меня, обернулся, чуть улыбнулся уголками губ.

- Я конечно с ней уже несколько дней… но детская рвота и какахи все ещё не умиляют.

Вернулся к своему делу, отжал рубашку, приподнял, посмотрел на свет. Я уже видела Ярослава полуобнажённым, в тот вечер, когда сорвалась и устроила истерику, но тогда он интересовал меня меньше всего, и я его не разглядывала. А сейчас он стоял ко мне спиной, нисколько не стесняясь демонстрировал несколько шрамов, которые перечеркивали кожу почти крест накрест.

- Это авария, - пояснил он. – Пару лет назад. Ничего серьёзного, но и приятного тоже мало.

Натянул рубашку, стал неторопливо застегивать. Изначально маленькое молочное пятно расплылось в большую замытую кляксу, влажная ткань собралась грубыми неопрятными складками. Мокрая рубашка. Можно предложить хотя бы погладить, но внутри меня все протестует. Я… я не хочу ему помогать. Я просто хочу чтобы он ушёл.