И, улучив момент, прыгает вверх, хватает меня за рукав, повисает. От неожиданности опускаю руку. С победоностный кличем Ева выхватывает пачку и тут же отбегает на бехопасное расстояние, прижимая угощение к груди.
– Моя прелесть, – поглаживает пакет. Делает милую и довольную моську.
Смотреть на это все без смеха нельзя.
Но я ведь суров и серьезен. Меня обокрали!
– Ева, – говорю строго. Делаю шаг вперед, а она пятится назад.
Останавливаюсь. Делаю глубокий вдох. Кто-то из нас двоих должен первым остановиться и это будет явно не Лукьяненко, она никогда не отступает от своего.
В нашей паре я выступаю инициатором мира. Ева поддерживает, но никогда не делает первый шаг.
Возвращаюсь к плите, беру заранее подготовленные тарелки и кладу в каждую из них жареной картошки с луком. Аромат такой стоит, что слюной подавиться можно.
– Ты хоть поешь сначала нормально, – ставлю перед ней еще горячую еду.
Выхватываю упаковку кальмаров, под бурные возмущения убираю под резитку трусов и скрещиваю руки на груди. Какой бы провокаторшей Ева ни была, она туда не полезет.
– Попробуй, отбери, – ехидно скалясь подталкиваю ее на необдуманный шаг. Если сделает, то это будет последней нашей стычкой за вечер.
Я ведь не железный, моя воля держит чувства сжав их в кулак. На сколько хватит силы, никому не известно.
Но если Ева коснется меня… Если она сама пойдет на контакт, то…
Лучше нам не проверять мою выдержку. Честно.
– Жалко? Так сразу бы и сказал, – прибегает к запрещенному приему. Я не выношу женской обиды и ей об этом прекрасно известно. – На чужое не претендую. Дождь закончится, я схожу в магазин и сама все куплю, – говорит с таким видом, что мне хочется ее треснуть.
Заглушив порыв вернуть пачку ей, снимаю фартук, надеваю футболку и сажусь напротив. Начинаю есть.
– Кушай-кушай. Не подавись, – ерничает Ева.
Бросаю на нее строгий взгляд, она делает ангельское выражение на лице и принимается активно орудовать вилкой.
На несколько минут кухню накрывает тишина, но это временно и нам обоим известно. Поэтому я не теряя зря времени первым сметаю еду, убираю тарелку в мойку и заявляю, что иду в душ.
Кальмары забираю с собой. Их мне не жалко, в отличие от почек Евы.
И нафига только предлагал? Дурак!
Думать надо перед тем, как что-то сделать.
Захожу в ванную, снимаю одежду и аккуратно складываю ее на стиральную машинку. Забираюсь в душ, спокойно моюсь.
А когда выхожу, то вижу отсутствие не только одежды, но и полотенец.
– Застранка! – говорю достаточно громко, чтобы меня услышали. – Полотенце хоть дай!
Дверь открывается и на пороге стоит обмотанная полотенцем провокаторша.
– Надо? Возьми! – выдает с хитрым прищуром глаз.
Внутри все обрывается. Совесть летит в пропасть.
– Ева, – произношу на выдохе. Делаю шаг вперед. Стою перед ней обнаженный, сверлю взглядом. – Если я сорвусь, то утром мы оба об этом пожалеем, – предупреждаю ее.
– Зато сейчас нам будет очень хорошо, – заявляет в ответ. Кивает на орган, выдающий мои желания с потрохами. – Что-то я не вижу, чтобы ты был против.
Раскрывает полотенце, протягивает вперед. От напряжения в ванной воздух звенит, он стал раскаленным.
Вплотную подхожу к ней, делаю вдох. С глухим стоном закрываю глаза.
Нежный, чувственный аромат опаляет легкие, кружит голову.
– Ева, я не пара тебе, – вновь повторяю, что однажды сказал. – Мне нельзя связывать себя отношениями, ты же знаешь.
– Разве кто-то сейчас предлагает отношения? – вопросительно выгибает бровь и смотрит на меня с вызовом.
Твою мать.
Пан или пропал?
Как дожить до утра и не свихнуться?