— Что это?

— Яд, — хмыкает он и быстро находит в ящиках кухни вилки. — Романовская, по-твоему, я приехал сюда тебя травить?

Самсонов достаёт из шкафа тарелки, перекладывает в них приличных размеров куски мяса и ставит одну передо мной.

— Ты ни черта не ешь, от этого тебе становится ещё хреновее. Продолжишь так и дальше — дойдёшь до больницы, а это меня не устраивает даже больше, чем твои ответы.

— Думаешь, компот спасёт меня от токсикоза? — В моём голосе всё недоверие этого мира.

— Попробуй, терять тебе всё равно нечего. — Отложив столовые приборы, Самсонов встаёт, чтобы включить чайник.

И в общем-то, он прав.

Невероятные ароматы еды вызывают аппетит, да, но это вообще не гарантия того, что она в меня влезет. Пользуясь тем, что Самсонов стоит ко мне спиной, я откручиваю крышку, и в ноздри бьёт одуряющий запах цитруса, остаётся на языке привкусом имбиря и мяты.

Хочу это попробовать!

Первый осторожный глоток оказывается удачным, а вкус с лёгкой кислинкой не раздражает ни желудок, ни корень языка. Пить из горла неприлично? Я подумаю об этом, когда меня перестанет тошнить. Может быть, подумаю, а пока я практически залпом выпиваю половину.

Под довольным Самсоновским взглядом.

— Подожди пару минут, и никакой токсикоз не помешает тебе нормально поужинать.

— Откуда ты знаешь?

То, что он в разводе, я в курсе, но остальная жизнь Кира Самсонова для меня один большой знак вопроса. Да и не сказать чтобы до этого она меня интересовала.

— У меня есть сын, — без тени неловкости отвечает он и садится напротив. — Кира… моя бывшая жена почти все девять месяцев провела в больнице, пришлось многое изучить. И многое попробовать.

— Сколько ему лет?

Спокойный взгляд, лёгкая улыбка, никакого «круче меня только яйца». Разговор о семье меняет Самсонова настолько, что сейчас он кажется вполне нормальным.

— Пятнадцать. Ешь.

— Что с ним сегодня было? — спрашиваю, уделив всё внимание вилке и осторожному отламыванию маленького кусочка от мяса.

Самое интересное, что отвечать он не обязан. Это не моё дело, так же как я — не его. Но Самсонов может рискнуть и, возможно, ещё чуть-чуть сдвинуть мнение о себе в лучшую сторону. Потому что каким бы эгоистичным бабником он ни был, но за один этот компот я готова простить многое.

Только пауза затягивается, и я отдаюсь божественному ужину. Кажется, лучшему за последние несколько лет.

— Сашку задержали в центре города и отвезли в отделение. — Я вскидываюсь, натыкаясь на кривую Самсоновскую ухмылку. — Съязвишь что-нибудь в духе «яблоко от яблони»?

— За что? — без тени улыбки.

— В основном за идиотизм. Пей.

Самсонов встаёт налить себе кофе, а я возвращаюсь к своему компоту.

Мне не приходилось бывать в обезьянниках, но в пятнадцать лет и у меня хватало поводов для веселья. Особенно когда отец, вместо того, чтобы бросать всё и мчаться на выручку, предпочитал валяться на площадке первого этажа. Просто потому, что подняться на пятый не хватило, подточенных зелёным змием, сил.

И не знаю, что представлял Самсонов, приглашая меня на ужин, но я точно представляла что-то другое. Не изучение собственных тарелок и моё одинокое спасибо, когда желудок заполнился по самое горлышко.

— Прочитать ещё одну лекцию о голодовке? — хмурится он, переводит взгляд на ополовиненную тарелку.

— Рассказать, как усыхает желудок после четырёх дней на одной воде?

— Олеся…

— Самсонов, то, что мы ужинаем на моей кухне, не значит, что у меня поменялся список приоритетов. — Поднявшись, я ставлю обе тарелки к раковине и тянусь к верхней полке. — Так что можешь возмущаться сколько хочешь, но не рассчитывай, что я тебя послушаю.