– Плевать! Прорвёмся.

Бросаю зеркалу и бегу занимать свое место среди таких же разукрашенных девчонок в коротких платьях. Слушаю, как умело раззадоривает публику наша Архангельская, всхожу на помост и слепну от вспышек софитов, бьющих по глазам.

Отставляю кокетливо ножку. Закрываю лицо ладонью. И постепенно привыкаю к яркому освещению, замирая в ожидании мелодии. Только вот охватывающее меня волнение превышает все допустимые нормы, а сердце норовит раздробить грудную клетку, стоит мне наткнуться взглядом на знакомую фигуру.

За столиком в первом ряду среди мажоров, богатеньких золотых деток, сидит тот, кому я подарила не только свою девственность, но и себя. Без остатка.

– Артём.

Выстанываю хрипло и спотыкаюсь, теряя ориентацию в пространстве…

Лина, тогда

Я падаю на колени, сдирая нежную кожу о дощатый пол. Конечно же, по закону подлости рву колготки и обливаюсь холодным потом, предвкушая выволочку от Архангельской.

Время растягивается в грёбанную вечность, как будто кто-то поставил его на паузу. Застывают все, кроме нас с Холодовым.

Непроницаемые глаза Артёма цвета осеннего хмурого неба поливают меня ледяным пренебрежением, отчего колючая изморозь покрывает внутренности.

Не могу понять, что я ему сделала плохого? Чем разочаровала? Убила кого-то? Украла? Или совершила какое другое преступление, которое заставляет его смотреть на меня, как на ничтожество?

Не знаю.

– Ну же, Лина, вставай!

Командую, злясь на себя, и пытаюсь задвинуть тревогу подальше. Может, я чересчур накрутила, и всё это игры моей больной фантазии? Или Холодов бесится из-за короткого платья, едва прикрывающего бёдра? Или вызывающего макияжа, который превращает меня в легкодоступную девицу? Или ему не нравится то, что я отказалась уйти из клуба и «верчу задницей» перед подвыпившей толпой?

Мысли сталкиваются в голове и зудят, как самый настоящий пчелиный рой. Но я отбрасываю их и сосредоточиваюсь, обещая себе разобраться во всём позже. Вливаюсь в общую канву танца и не порчу рисунка.

– Ай! Катит чёрный кадиллак. В нём играет «Платина». Я в нём не с тобой. Я в нём от тебя. Как тебе меня терять?

Доносится из колонок, и я каждой клеткой своего немеющего тела чувствую, как пропасть между нами с Артёмом ширится.

Сидящая рядом с ним блондинка с таким же глубоким декольте, как у меня, подцепляет длинными пальцами его подбородок и жадно впивается в его приоткрытые губы. Поцелуй длится до неприличия долго так, что мне кажется – проходит целый век.

Его руки жадно обхватывают её за талию и требовательно сминают ткань тугого бордового платья, а мне в грудь будто вонзается острый нож. Кровоточащее сердце на долю мгновения останавливается, и я верю, что оно прекратит свой бег.

Но ничего такого не происходит. Алая жидкость всё так же течёт по венам. А я на автомате продолжаю двигаться, хоть медленно умираю внутри.

Финальный аккорд молотом бьёт по натянутым нервам, и я первой скатываюсь со сцены и скольжу по проходу, избегая столкновения с официантами. Мне надо догнать поднявшегося из-за стола и устремившегося к табличке «exit» Холодова. Мне надо сказать. Надо спросить…

– Артём!

Отмахиваясь от чьих-то настырных рук, я окликаю широкую мощную спину, но Холодов не притормаживает и не оборачивается. Зато его друг, высокий блондин с серёжкой в левом ухе и едкой кривой ухмылкой преграждает мне путь, заполняя собой всё пространство.

– Чё ты от него хочешь? Отвянь. Иди обратно на сцену. Задирай там ноги, вытрясай у толстосумов бабки, а про Тёмыча забудь.

Сказанные им слова оглушают, будто парень опустил мне на голову пыльный мешок с мукой. Едкая кислота затапливает грудь и выжигает всё до костей.