- Рэм! – против воли вырывается. Атмосфера стремительно меняется. Все становится слишком странным, вязким, топящим для меня. – Едем?
- Конечно. Как только скажешь зачем попросила остановить? Ну говори? – чарует голосом. – Что случилось? Ма-ри-на!
Он без конца называет меня по имени. Все время. Я только это и слышу. Зовет-зовет-зовет. Да что же такое?
Как только въедем в город сражу же куплю себе вагон успокоительного. Меня несет вскачь от того, что чувствую себя неудобно рядом с Ромой. Я как не в своей тарелке.
Как же отвыкла от такого, как же это чуждо для меня. Зона комфорта вдребезги. Может у меня ПМС? Да какой ПМС, все только два дня назад закончилось. Это нервы. Просто нервы расшалились из-за Толмачева. Как только мне в мозг просачиваются капли разума, как только я начала понимать, что волнует меня на самом деле – сразу успокаиваюсь. Заставляю себя так думать.
- Да чуть не вырвало, – слова быстрее ветра срываются с языка. Говорю это неестественно высоким голосом. Понимаю в моменте, что связки в полном раздрае. Если произнесу следующую фразу, то могу зарядить, что оперная дива на распевке. Следом доходит что я сказала, то есть смысловая нагрузка ответа. Прекрасно, просто прекрасно… Выкручиваюсь, как могу. – Укачало меня. Боялась, что не удержу, – проговорив фразу, оседаю на кресле и кошусь на Рому.
Он прикрывает глаза рукой, облокачивается на руль. Трет висок, лоб, подбородок. Слышу шелест шипения, по-моему, матерится.
- Когда же это закончится, - почти неслышно бормочет. – Теперь норм? Ты в порядке? – кивает мне. – Марин, я тебя прошу, приди в себя, хорошо? Давай сделаем дело и все. Ты в последнее время будто с катушек слетела.
- Хорошо. Извини, ладно? Что-то я правда нервничаю.
- Заметано. Ты есть хочешь?
- Чай если только.
- Остановимся или в машине? Как тебе удобно?
- В машине, если можно.
Последние два предложения какие-то двусмысленные…
- Ок, через пару километров кафе, там куплю. Тебе черный с лимоном? Вкусы не поменялись?
- Нет. А ты, как всегда, двойной эспрессо?
- Помнишь…
- Помнишь…
Смущаюсь одномоментно от слова в унисон. Но что с того?
Все воспоминания ровным счетом ничего не значат. Абсолютно. Все ерунда. Там и думать нечего.
Откидываюсь в спинку кресла, смотрю в окно, за которым щедро мелькают пейзажи. Рэм увеличивает немного громкость и салон заполняет невероятный голос Синатры. Чарующая песня уносит на волнах необыкновенной музыки. Как проникновенно Фрэнк поет о любви, баритональный тембр обволакивает необыкновенной чувственностью. Плыву и качаюсь от мурлыканья самого душевного певца в мире. По крайней мере для меня.
Погружаюсь в композицию с головой, проникаюсь ей. И на крутом повороте немного отвлекшись вижу, как Роман удивленно, но вместе с тем восхищенно смотрит. Я начинаю понимать, что все это время тихо пела. Нет, мне не стыдно. Просто неловко. Пою я вроде бы неплохо, так мой учитель по вокалу говорил, но отчего-то стесняюсь.
Рэм и глазом не ведет на мои покрасневшие щеки.
Просто улыбается.
Довожу песню до конца и замолкаю вместе с Фрэнком. Только сейчас замечаю, что мы на стоянке. Смаргиваю все, что сейчас было и возвращаюсь в действительность. Рэм глушит мотор и уточняет еще раз по поводу перекуса. На мой «один чай» морщится и отмахивается.
Легко выскакивает из машины, идет делать заказ на вынос. Смотрю ему вслед. Все, как всегда. Картина не меняется. Он идет, а девушки в штабеля складываются. Отвожу взгляд, мне неприятно это прямое, ничем неприкрытое поклонение. Это же надо так глазеть на совершенно постороннего человека.