— Не затопчут, сюда почти никто не заходит. Я вчера на пустырь забрел, чтобы путь сократить. Так удивился, когда увидел. Скорее всего, они после дождя выросли. Помнишь, на днях был дождь. Такой… не как всегда. Всю ночь шел.

— Ага, и никаких химических следов после него не осталось. Даже стекла чистые, не мутные. Смотри, рядом еще такие же, только цветы пока не распустились.

Точно, вокруг нашлось еще несколько растений с плотными бутонами, у некоторых сквозь зелень проглядывали желтые лепестки.

— Я же говорю, природа постепенно оживает. Хотя человек испортил все, что мог, она оказалась сильнее. Но никто не хочет этого замечать.

— Почему?

— Сам не знаю. Мне кажется, просто привыкли все жить в грязи и серости, обходить химические лужи, дышать отравленным воздухом, пить неизвестно какую воду. Человек ко всему быстро привыкает и приспосабливается.

— Но ведь лучше привыкать к чему-то хорошему.

— Кто бы спорил! Представляешь, когда-нибудь этот пустырь будет сплошь покрыт желтыми одуванчиками и настоящей травой, и небо над ним будет ярко-синее с белыми облаками.

— Я бы хотела это увидеть.

— Увидишь, я обещаю. Веришь мне?

— Конечно, верю, Ян.

20. Глава 20

Богдан встретил их на лестнице. Сразу было видно, что ему не терпится хоть с кем-то поделиться грандиозной новостью.

— Кажется, получилось! То есть, не кажется, а точно получилось… Помните, в прошлый раз говорил про сеть? Так вот, я перерыл все документы, записи, инструкции к технике, которые здесь в кабинетах оставались. И тут меня осенило! Старинный кабель сохранился, прямо каким-то чудом. Тот прибор, что мы тогда нашли в Башне, присоединяется к компьютеру, а дальше… Ну, сами сейчас поймете. Давайте быстрее заходите, пока нормально работает.

Он затащил их в свою рабочую комнату. Все там было, как и прежде, только на столе возле негромко гудящего компьютера они заметили знакомую пластиковую коробочку, и появилось больше проводов. На коробочке мерцали мелкие зеленые лампочки.

— Мне удалось связаться с парнем за другим компьютером.

— А где этот компьютер? В другом бывшем институте? — заинтересовался Ян.

— Как же! На другом континенте. Даже не спрашивайте, как мне удалось на него набрести, это отдельная история. Короче говоря, этот парень очень далеко, за океаном.

— За океаном же никого не осталось.

— Я тоже так раньше думал. Он называет свой город Канадой. Если я правильно разобрал. Ян, садись сюда, посмотри. Переведешь, а то я практически ничего не понял. Ты же хорошо знаешь английский.

— «Хорошо», это ты мне льстишь. Но разберу как-нибудь.

Ян уселся на стул, несколько минут вчитывался в буквы на экране, потом сказал.

— Ты правильно понял, это Канада. Ну, бывшая Канада. У них там тоже все паршиво, только по-другому. На всем континенте людей практически не осталось, после войны мало кто выжил. Все предоставлены сами себе, живут или небольшими группками или вообще поодиночке. Этот парень… как его… Михаель… то есть Майкл, совсем один, родители давно умерли. Через двадцать километров от него обитает какая-то семья, они иногда встречаются. Так… компьютеры у них остались, но только почти не используются, толку от них никакого нет, с электричеством проблемы. Иногда только Майкл подключается к сети. Когда совсем уж тоскливо, общается с такими же одиночками. Люди вернулись к натуральному хозяйству, что-то пытаются выращивать — всякие овощи, злаки. Тут я названия не совсем понял, но неважно. Лето очень короткое, большую часть года холодно, редкие растения успевают вырасти, урожаи плохие. Майкл пишет, что раньше, сразу после войны, снег вокруг его дома был черный. Так говорят. Потом, лет десять назад, еще при жизни его родителей постепенно стал серым, сейчас падает почти белый… Города стоят разрушенные. Кое-что, правда, люди пытаются обустроить, приспособить из прежней жизни. Но их слишком мало.