— Ой, какая ты красивая, милочка моя! И умненькая! — и она повернулась к Абелю. — Белик, ты везунчик!

Белик? Услышав такое милое прозвище — а что, Абелю очень подходило, я наконец оттаяла и неровно улыбнулась. Бабуля явно хотела как-то разрядить обстановку и быстро взяла ситуацию в свои руки. Меня и Абеля загнали в гостиную, усадили на одну лежанку плечом к плечу, а напротив примостилась старшая родственница — как раз там, где стояла кружка с чаем и некогда дымилась сигарета.

— Все остыло, — поморщилась она, заглянув в кружку, и прихлопнула ладонью об ладонь. — Чай, сбор номер четырнадцать — детям, сбор третий — мне, к чаю соленого, сладкого и меда.

Произнесено это было просто, ни к кому не обращаясь, но я сразу уловила дробный топоток уже знакомых мне хомяков. Они что, здесь вместо домашних помощников? Хотя говорили же о хозяевах… Значит, действительно выполняют работу.

— Ты большая молодец, что нашла эту комнату, — снова похвалила меня бабуля. — В обычный день в Светлом доме тебе бы ничего не грозило, но сегодня, увы, равноденствие, непростое время. 

— То есть это не сон и не бред? — предприняла я последнюю попытку. Бабуля сочувствующе поджав губы мотнула головой и очень эмоционально выдохнула облачко сладковатого дыма в сторону от нас с Абелем. С Беликом, ха! Я покосилась в его сторону и задала второй терзающий меня вопрос: — Так что это в у меня в груди такое?

Комок света уже не сверкал, как в самом начале, а стал более приглушенным и как будто прозрачным, да и вообще понемногу обустраивался внутри меня. Жутко, пусть никакого вреда не было и неприятных ощущений я не испытывала.

Бабуля медленно струсила пепел и нахмурилась, собираясь с мыслями, судя по всему. Тут из-за шторки, до которой я и не добралась, а там что-то интересное все же было, выкатился столик на колесиках. Его толкал десяток уже знакомых мне хомяков, а еще трое доделывали сервировку — ловко поправляя на тарелках кексоподобную выпечку и печенье. 

— Пожалуйста, — Абель передал мне чай, даже развернул кружку ручкой ко мне. А вот бабуле чай доставили хомячки на хвостах. Это было дико, но забавно.

— Тианаки — мелкий народец, — представила бабуля хомяков. — На границе сумеречного мира и солнечного, нашего обычного, они могут жить, не опасаясь за свою жизнь, питаться крошками и греться светом всех, кто здесь находится. Это к твоему вопросу: что у тебя такое в груди. Это свет. 

— Свет? Как солнечный, что ли? — я взволнованно сделала глоток принесенного напитка и замерла, наслаждаясь и горячим восстанавливающим теплом, и вкусом с легкой кислинкой, нотками мяты и каких-то ягод. — Очень вкусно. Спасибо!

— Пожалуйста, — кивнула бабуля. — Но ты все верно сказала. Да, солнечный.

— Но это очень глупо звучит и антинаучно так-то, — я еще раз уставилась себе на грудь.

— Представь, что здесь другие законы. Это, конечно, не отменяет того, что большинство физических явлений идентичны, — покорила меня бабуля умными речами. Наверное, у меня было слишком говорящее выражение лица, что она громко хрипло рассмеялась, а Абель беззвучно затрясся. Я, конечно, косо на него посмотрела и чуть отодвинулась. Нечего надо мной смеяться, ладно еще старшая родственница…

— Извини, — одними губами сказал Абель.

— Ты на нас смотришь, как будто мы какие-то ископаемые, — указала на меня мундштуком бабуля. — Так-то мир этот нормальный, обычный, ну, с оговорками. Красный огонь обжигает, хотя синий лишит сил. Вода мокрая, по крайней мере, та, которая и правда вода. И подкинув над собой камень, ты очень быстро получишь им по лбу. Здесь все, что должно упасть, падает. Все, что не должно, приобретает механизм, чтобы не падать.