6.

Леший

Отряд шёл, и лес двигался ему навстречу. Солнце, пробиваясь сквозь листву, бросало пёстрые, подвижные мозаичные тени на доспехи гридей, на алые плащи опричников и спины лошадей. Воздух в округе полнился ароматами весны и звуками нетронутой природы.

Неугомонным молоточком простукивал стволы берёз красноголовый дятел, в орешнике ворочался невидимый взору длинноногий лось, по сплетениям ветвей огненными стрелами скакали белки. Густые непролазные кусты, по которым уже начали взбираться усы хмеля, заполняло дикое верещание горихвосток, зарянок и пищух. Презрев их жалкие вокальные потуги, над купиной, в вышине, в пышных куполах зелёных крон выводили причудливые переливы горластые скворцы. Подпевая их замысловатым трелям, ветер посвистывал в густых ветвях дубов, грабов и ольхи. Лес дышал и жил, не обращая никакого внимания на пришельцев, упорно продвигавшихся в его глубины.

Постепенно мрак густел. Высокие, корокольчатые сосны зубчатой грядой встали по краям тропинки. Их взлохмаченные ветви переплетались над головами людей в сплошной непроглядный перевес, живую кровлю, скрывшую от взоров медленно ползущие в голубизне неба облака. Густой подлесок, встретивший дружину на опушке пением птиц и обилием цветов, редел. Кустарники и низкорослые деревца, укрытые под развесистыми кронами исполинов, чахли в вечном сумраке. От былой, еле видной глазу тропки, ручьём текущей меж деревьев, не осталось и следа. Оставалось загадкой, как Кузьма находит путь, уверенно ведя их в мрачные глубины дикой чащи. Неустанно суча посохом, который он сделал из молоденькой осины, болотник, не колеблясь, спускался в забитые вакорьем логи, пробирался топкими лощинами, густо заросшими дуплистыми стволами ивняка, находил дорогу среди горбатых скал, отыскивая узкие теснины меж обомшелых, разукрашенных хохломой лишайника камней. Он шёл уверенно и быстро, и дружина следовала за ним вослед, сопровождая марш бряцаньем оружия и протяжным ржанием коней.

Преодолевая очередной каприз ландшафта, отряд нос к носу повстречался с лешим.

Они наткнулись на него внезапно, спустившись в тёмную, заросшую спиралями молодого папоротника впадину. Раздол, не больше четверти версты в длину имел крутые, размытые склоны, вытканные извивами корней. В полутьме, царившей под сенью деревьев, эти сплетения походили на свившихся в тугие, чешуйчатые клубки змей.

Постояв на краю обрывчика, образованного подмытыми до песка боками оврага, Кузьма мельтешащим, сдерживаемым шагом сбежал по косогору. Оказавшись на дне яра, заполненном талою водой и выстланном гниющим валежником, остро пахнущим прелой древесиной, он вдруг испуганно вскрикнул. Отпрянул. Повалился навзничь. Чураясь, зареченец пополз спиной назад, разрывая лаптями ковёр из палой хвои и слежавшейся листвы. Спугнутое криком Карася вороньё, хлопая крыльями, неохотно поднялось с земли. Отяжелевшие птицы расселось по ближайшим веткам, оглашая окрестности громким граем. Ведомые Пантелеем гриди, встревожившись криком проводника, ссыпались по склонами оврага. Настороженно вглядываясь в дебри леса, воины опустили древка копий. Недовольное прерванным пиром воронье, возмущённо каркая, впились в непрошенных гостей чёрными, беспокойно мигающими бусинками глаз. Однако улетать не спешили. Пернатые падальщики не хотели оставлять добычу. Выжидали.

Пантелей помог подняться крепачу, и оба уставились на что-то, скрытое от остальных навалом бурелома. Всеволод, передав поводья Ярки одному из воинов, протолкнулся между десятником и болотником. Глянул наземь, на то, что, не отрывая взгляда, рассматривали Пантелей с Кузьмой и вдруг почувствовал, как воздух покидает его грудь, с тихим свистом проходя сквозь зубы.