Отдав приказ дружине разбить лагерь, Всеволод направился в сторону веселья. По дороге окольничий заглянул на небольшую, округлую поляну, посреди которой паслись кони. Всеволод осмотрел лошадей, потрепал гривы, прошёлся ладонью по гладким шкурам, громко рассерженно цокнул и лишь затем вышел в круг света, рождённый пламенем костра.
Боярские сыны, развалившись на попонах и усевшись верхом на разложенные по земле, накрытые рогожей сёдла, внимали пению Куденея. Опричник как раз заканчивал строчки из последнего куплета скабрезной песенки о весёлой вдовушке, не имеющей никакого представления о нравственных ценностях и женском благочестии. Синица, раздувая румяные щёки подыгрывал ему на двурожковой дудке и корчил забавные рожи, не отрывая губ от мундштука инструмента. Наконец приспешник замолчал, под всеобщий смех и небрежные хлопки. Кудлатый и широкий, как медведь, Горица тут же протянул ему жестяной кубок, которым предварительно зачерпнул из небольшого пузатого бочонка. От кубышки, с блестящими, покрытыми потёками пены боками, шёл медово-терпкий запах крепкого алкоголя.
– О, смотрите, кто пожаловал! – воскликнул всё ещё красный от усилия Сёмка Рытва, – а мы-то уж решили, заплутали вы…
– Аль назад возвратилися, – поддакнул ему Острога, осклабившись, – подумавши, что раз мастера-рубаки взялись за дело, то и делать здеся больше неча. Разве что за лошадьми присматривать, да в носу ковырять.
– Не слушай их, Никитич, дураки напились вот и гуторят, что на ум взбредёт, – Тютюря, блестя нетрезвым взглядом, поднял кубок, – Лучше выпей с нами, смочи горло после долгого пути. Бражка чудо как хороша! Не абы какое пойло, настояна на сливе.
– …Аха, – выдохнул Куденей Лоза, оторвав губы от кубка и смаргивая выступившие на глазах слёзы, – и крепка зараза!
– Благодарю. В походе пить не привык, – Всеволод поискал взглядом княжича, но Петра среди присутствующих не было. – Никогда не знаешь, что в следующем овраге поджидает, а во хмелю драться, всё равно, что Марене22 под подол пытаться заглянуть.
– А мы только так и умеем! – задорно выкрикнул Чура, – по самой кромке клинка ходим, потому как костлявой бояться – это не про нас. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, так что неча и переживать!
– Ага, век коротать нужно так, чтоб было о чём вспомнить, – поддакнул Синица, который, подставив лист лопуха, ножом срезал на него пласт мяса с туши над огнём. Облизав выпачканные жиром пальцы, он принялся аппетитно уплетать оленину.
– О подвигах ратных, – поддержал его Горица.
– О порубленных врагах и добыче славной, – подхватил Некрас.
– О хмельных пирах, – пережёвывая мясо, невнятно добавил Семка.
– О девках, которых поимел, – тихо закончил Куденей, покручивая на пальце массивный перстень-печатку с родовым гербом.
– Вижу планов у вас в избытке, – прищурившись, усмехнулся Всеволод, – даже удивительно, как вы находите время стезёй опричников идти. Тех, кто должен, не жалея себя, блюсти интересы князя, служить Марь-городу. Нести порядок, покой и справедливость его жителям. Быть примером для других. Как там в вашей клятве – «… кусать врагов отчизны как собака и метлой мести их из страны». Я действительно не понимаю, когда вы успеваете соблюдать обеты, раз заняты настолько, что некогда отереть опревшие спины собственных коней. Разве что в перерывах между подвигами да имением девиц.
Бояре у костра смолкли, глядя на Всеволода злыми, пьяными глазами, в которых отражались отблески костра.
– Что тебе нужно воевода, – тихо процедил Тютюря, разом растеряв всё своё радушие. Калыга перестал улыбаться, и красные пятна алкогольного румянца неприятно проступили на его лице.