– Твой Коля у тебя еще со щенячьего возраста. Вы оба были идиотами, и вам повезло. Не хочу я никого. Напробовалась.

– Ой, что ты там напробовалась? За тридцать четыре года два мужика в постели? Так и будешь одна?

– Так и буду одна. А чем плохо одной? У меня пушистые вот эти есть. Да, мои хорошие?

Почесала по очереди котов за ушами, а Ленка фыркнула и отпила коньяк. Сунула кусочек шоколадки в рот и закатила глаза от удовольствия.

– Типичный пример старой девы. А секс для здоровья хотя бы? Или ты теперь пластмассовых и резиновых друзей завела?

Вначале не поняла ее, а когда дошло, ударила кухонным полотенцем по спине.

– Ну тебя! Дура совсем!

Расхохотались, и она налила мне коньяк в рюмку.

– А вообще, Оль, не встретила ты просто страсть дикую, так чтоб искры из глаз. Может, и хорошо, что не встретила. Мне такая африканская чуть жизнь не сломала.

Мы обе вспомнили ее Дениса, из-за которого она чуть от мужа не ушла с двумя детьми, вовремя опомнилась, и то, когда припрятанное кольцо обручальное нашла, и оказалось, что Денис давно и безнадежно женат и разводиться не собирался совершенно.

– Ну вот и на хрена эти страсти?

– Так из-за хрена то и страсти все.

Разговор плавно перетек в обсуждение мужиков и их недостатков.

А когда она уехала, мне вдруг стало до боли тоскливо – ведь, и правда, никогда не было. Ни мурашек. Ни дух не захватывало, ни колени не подгибались.

Лгу! Подгибались и мурашки были… а вспоминать не то что стыдно, а сквозь землю провалиться хочется. Ведь меня всю трясло от его близости так, как никогда в моей жизни, и запах с ума сводил, и голос куда-то под кожу забирался и сердце сладко щемил. И от мысли о его губах уносило куда-то в грозовое небо его взгляда. Идиотка… с парнем дочери. Так мерзко, что я даже Ленке рассказать не смогла. Никому, кроме себя в темноте комнаты и с закрытыми глазами. Только вспоминая и ненавидя себя за это. А еще яростнее ненавидя его за все, что нам сделал. За то, что дочь у меня украл… и меня саму украсть хотел. У совести, у жизни нормальной. Вот и хорошо, что не было ничего, я бы сожрала себя потом. Мне вообще иногда казалось, что тот, кто меня сжимал голодными руками на остановке, и тот, кто Таську забрал, два разных человека, а потом я себе напоминала, что ни хрена не два разных. А один и тот же урод, который игрался со мной и с моей дурочкой Таськой.

Пиликнул смской сотовый. Машинально взяла со стола и тут же вздрогнула.

«Мам, позвони срочно!». Номер незнакомый. О, господи, как же нехорошо вдруг стало и сердце в горле заколотилось, я тут же набрала номер. Руки дрожат и в кнопку вызова не сразу попали. Она ответила сразу же так и закричала мне в ухо:

– Мамааааа, приезжай. Пожалуйста, я не могу больше… у меня не получается.

Вначале слезы из глаз брызнули от ее «мамааа», а потом от ужаса на теле встал каждый волосок. Жутко стало, что случилось с ней что-то ужасное.

– Что не получается? Где ты?

– Приезжай, пожалуйстааа.

– Что случилось? Тасенька, милая моя, что случилось?

– Не могу больше, сил нет, мамаааа.

– О, боже! Конечно, я приеду. А… а он где?

– Здесь... спит.

– Давай договоримся, ты просто выйдешь ко мне с вещами, и мы уедем. Нет, даже не надо вещи. Просто выходи, и я заберу тебя. Выходи тихонько, чтоб не разбудила, и он не встал.

– Он и не встанет… мама, он никогда больше не встанееет. Я в больнице. Приезжай. Прошу тебя, я так устала и мне страшно. Мы… Вадик разбился на моте, мамааа.. там ребята погибли. Мама… если он умрет, я тоже умру…

Я медленно опустила сотовый, чувствуя, как от напряжения свело все тело судорогой. Несколько секунд тишины вместе с секундной стрелкой настенных часов, а потом так же медленно поднесла сотовый к уху.