В девушке не было ничего плохого. Стройная симпатичная блондинка, воспитанная, даже не глупая, но ничего такого особенного к этому человеку он не чувствовал.

Они уселись за столиком в самом углу – музыканты – как на ладони. Он  любил эти неповторимые минуты, когда настраивают инструменты, проверяют микрофон, переговариваясь в полголоса. Было в этом что-то волшебное, словно ты подглядываешь в замочную скважину, но не потому, что нельзя, а потому, что так интереснее.
На столиках горели свечи, девушка в красном платье сказала, улыбаясь, несколько приветственных слов, и «Брусничный мед» начал концерт, обволакивая своей магией.

Медленно, нежно, словно с каждым шагом уходишь всё дальше вглубь леса, и с каждой минутой понимаешь – тебе не нужна дорога назад. Первая песня – блюз, с нотками светлой грусти была волшебной. Последний вздох певицы растворился в полумраке, маленькое кафе взорвалось аплодисментами, Сашка с Кирюхой были в восторге!

Как-то раньше он ни с кем даже не пытался делиться этой своей страстью – боялся, наверное, что не поймут. Зря. Вон друзья прониклись.  Ирина, правда, сидит с каким-то выжидательно-скучающим выражением лица, но ему до того нет дела. Это не свидание. Он пригласил из вежливости, и никому ничем не обязан.

Для них пели долго и от души, но люди всё же устают - объявили перерыв. Музыканты переводили дух, в кафе напряжение тоже спало – кто-то смеялся в голос, кто-то вышел покурить. Сашка с Кирой изъявили желание выйти на улицу, Ирина – та тоже с удовольствием вскочила  - размяться. Павел же к явному недовольству девушки сказал, что останется.

Ему казалось, что если выйти отсюда – свежий холодный воздух взбодрит, и очарование исчезнет. Он всё ещё был под гипнозом последних нот. Плечо совсем не болело! Огонёк свечи плясал на столике, заставляя тени на стене танцевать, и вдруг он понял, что мысли не просто текут, роятся в его голове – они тоже танцуют…
Надо же… Опять! Он уже думал что стихи в его жизни в прошлом – было и прошло, мол, бывает. А тут смотри-ка… Накатило, как раньше, почему-то чаще всего – в кафе, ну может ещё в поезде. Он записывал их на чём придётся – газетах, салфетках.

 Ручка, блокнот, даже диктофон – всегда с собой, этого уже не отнять –издержки профессии, но стихи он всегда записывал на каких-то клочках, и тут же их терял. Не собирал, не хранил, ни пытался публиковать. Хотя с его связями это вполне можно было устроить. Просто… Просто он никогда не относился к этому серьёзно. Так, баловался. И вот как раз сейчас Павел как будто что-то поймал в воздухе – трудно сказать, что именно, но нужна салфетка – срочно!
Она нашлась – с хитрой лисьей мордочкой, выведенной в углу красными чернилами – визитная карточка заведения. Он записал стих и сунул в карман, как раз перед тем, как вернулись ребята:

                               Джаз похож на собак и кошек.

                               Истина – на кончике хвоста.

                               На ленивых полуденных мошек,

                               Жужжащих возле куста.

                               На бумажный отважный кораблик,

                               На дрожащее пламя свечи

                               То весело плачет, то горько смеётся,

                               То назойливо так молчит…

Обратно ехали молча – каждый слушал джаз в себе, о чём-то своём думал. Павел был счастлив – жалел только об одном – сейчас бы на мотоцикл и гонять всю ночь по ночному городу.

-Ай!

 Едва успев подхватить девушку, он очнулся от собственных мыслей. Ирина на ровном месте едва не упала – подвернулся каблук. И снова – как дежавю. Тогда у мамы ему испортили настроение эти туфли, стоящие в коридоре и вот сейчас снова – волшебство вечера исчезло – всю дорогу Ирина висла на нём – у девушки болела нога. Уже возле самого её дома он не выдержал – взял на руки и донёс до самого подъезда.