Иногда проводники затевали спор, остановив коней посреди ровного поля, каждый на своём языке пытаясь убедить другого в правильности выбранного им направления. Войско останавливалось и ждало разрешения спора. Бывало, спор затягивался. Тогда Гремысл слезал с седла и ножнами кинжала принимался что-то чертить на земле. Колчко наблюдал за ним, сидя на своей низкорослой буланой лошадке. Затем торчин быстро спешивался и, вынув саблю из ножен, начинал её остриём вносить свои дополнения в рисунок воеводы. При этом оба так и сыпали словами, каждый на своём языке, размахивая руками перед носом друг у друга.

Дружинники смеялись, глядя на них.

Святослав, теряя терпение, кричал:

– Друг дружку не зарежьте, спорщики!

В другой раз Святослав сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Гремысл оглянулся на князя. Махнул ему рукой Святослав, мол, уступи, пусть торчин ведёт войско как знает.

Гремысл уступил.

После этого случая пришлось Гремыслу уступать и впредь, ибо только он упрётся на своём, Колчко пальцы в рот и давай свистеть. Так и получилось, что до Дона два проводника войско вели, а после Дона до самого Лукоморья уже один.

Близ реки Тор вдруг русичам преградили дорогу несколько тысяч конных половцев.

Русские полки изготовились к сече, ощетинились копьями.

Святослав объехал ряды дружинников, возле сыновей своих придержал коня и строго произнёс:

– Чур, отца не срамить!

По знаку князя полки на рысях двинулись на кочевников.

От половцев прискакал гонец с сообщением, мол, желает половецкий хан с русским князем разговаривать.

– Ишь, чего захотел чёрт узкоглазый! – усмехнулся Святослав и кивнул Колчко: – Спроси у гонца, как зовут хана. Не Шарукан ли?

Оказалось, что хана зовут Токсоба.

Святослав вспомнил предостережения Шарукана, и захотелось ему посмотреть на храброго Токсобу.

На переговоры с ханом Святослав взял с собой помимо Гремысла и Колчко обоих своих сыновей.

Токсоба выехал навстречу Святославу в сопровождении пяти военачальников-беев.

Хан был крепкого телосложения, с жилистой шеей, с коротким приплюснутым носом, с густыми светло-золотистыми бровями под цвет длинных волос, заплетённых в две косы. Глаза у хана были жёлтые, как у рыси. Рыжеватые усы и бородка обрамляли его рот, который постоянно кривился в хитрой усмешке.

К удивлению Святослава, Токсоба заговорил с ним на ломаном русском:

– Здрав будь, княс. Куда путь держишь?

– И тебе доброго здоровья, хан, – сказал Святослав. – В свои владения тмутараканские поспешаю.

– Иль стряслось что-то, княс? – допытывался Токсоба.

– Да так, по своим делам еду, – нехотя ответил Святослав.

Токсоба покачал головой и сощурил глаза, словно кот на печи.

– Ай, ай, княс!.. По своим делам едешь, но по моим степям. За это деньга платить надо!

– Сначала, хан, ты заплати мне за то, что вот уже много лет под моим небом живёшь, – быстро нашёлся Святослав.

Улыбка исчезла с широкого лица Токсобы.

– Как так, княс? – озадаченно пробормотал он. – Небо никому не принадлежит, оно ничьё…

– Поскольку небо ничьё, поэтому я и взял его себе, – с серьёзным видом промолвил Святослав.

Токсоба несколько мгновений размышлял, не спуская пристального взгляда с невозмутимого Святослава. Потом хан рассмеялся отрывисто и резко, обнажив крепкие белые зубы:

– Ай, какой хитрый княс!.. Как степная лисица! Хочу дружить с тобой.

– От дружбы никогда не отказываемся, – сказал Святослав.

Обменялись князь и хан оружием и поклялись не сражаться друг с другом.

Глядя на удаляющегося Токсобу и его беев, Гремысл недовольно проворчал:

– Сколь ещё половецких ханов по Степи рыскает, на всех мечей не напасёшься!