– Но адрес мой узнали!

– Подумаешь, сложность! Если ты напротив Центра живешь!

– Значит, они следили за мной?!

– Ольга, прекрати истерить, – повысила голос начальница. – И помни простую истину. Если собака лает – она не укусит.

– Вам хорошо, вы смелая… – жалобно произнесла Оля.

Вышла из кабинета начальницы и немедленно позвонила Георгию. Жених только неделю назад уехал в Псков – помощники с руководством столовой не справлялись, – но выслушал ее и обещал примчаться завтра же.

– Ой, Гош, не надо, – смутилась девушка. – Шефиня говорит, они безопасные.

– И что? Даже просто пугать тебя я тоже никому не позволю!

«Какой он хороший! – наполнилось теплом сердце. – Одну только ночь пережить, а завтра Гошик из любого хейтера отбивную сделает».

День выдался суматошный. Родители пациентов то и дело прорывались благодарить, приезжали пропустившие премьеру журналисты, а часов в пять позвонила начальница, триумфальным голосом молвила:

– Главный театр страны на сегодня нам двадцать билетов выделил. На «Баядерку», в партер. Там номинал – пятнадцать тысяч!

– Знаю, – усмехнулась Оля, еще недавно танцевавшая в третьей вариации картины «Тени».

– Штук десять я нужным людям раздам, – деловито произнесла Антонина Валерьевна, – а остальные ты забирай.

– Зачем они мне?

– Артистов своих сводишь.

– Да они не выдержат «Баядерку»! Сложный, длинный балет.

– Ты что, не понимаешь? Они должны сходить.

– Ну, пусть идут с родителями!

– Нет. Тут дело практически политическое. Они должны быть со своим постановщиком. С тобой.

– А что я делать буду, если хотя бы один – в незнакомой обстановке – мне истерику устроит?! Во время спектакля?!

– Брось. Они тебя слушаются.

И повесила трубку.

«Вот мне радость! – сердито думала бывшая балерина. – Еще недавно сама танцевала, а теперь инвалидов выводить. Да еще в партер, всей труппе на смех».

Но спорить с Антониной Валерьевной – в Центре все знали – категорически нельзя. Поэтому Ольга немедленно прекратила занятие по растяжке и побежала составлять список. Надо взять самых спокойных.

Ярик – девушка, конечно, понимала, что подросток в нее влюблен – в число благонадежных не входил. Но она решила рискнуть. Все-таки солист и по натуре обидчивый. Парень обрадовался, но попросил:

– Федя. Не говорить.

– Почему?

Он взглянул жалобно:

– Смеяться.

– Ладно, – улыбнулась она.

Впрочем, обзванивала родственников Ксюша, и что конкретно надо сказать Федору, Ольга уточнить забыла.

Мучиться в метро не пришлось – Центр выделил микроавтобус. Пока ехали, балерина надрывала голос, рассказывала, что нельзя. В конце спича непедагогично пообещала:

– Кто будет блажить – лично врежу. Линейкой по икрам.

Все ее сегодняшние подопечные балетом занимались и болезненный удар знали. Поэтому в театре вели себя поскромнее обычных школьников, что шуршали во время действия фольгой шоколадок и подглядывали в телефоны.

Во втором действии Оля позволила себе расслабиться. Никию танцевала одна из самых неприятных солисток, и когда та после укуса змеи билась в конвульсиях, отставная балерина представляла, что более удачливая соперница по театральным подмосткам умирает в реальности. (А ее собственные танцоры принимали спектакль за правду и дружно всхлипывали.)

В последнем антракте Ольга повела свою команду в парадный зал. Показала ребятам, насколько прихотливо разрисован здесь потолок. Аутисты обожают разглядывать узоры, и воспитательница думала ненадолго отвлечься, самой понаблюдать за толпой.

И вдруг услышала:

– Сдохни, гадина!

Вздрогнула, резко обернулась.

За спиной – молодая, хорошо одетая пара. Девушка в коктейльном платье, парень в костюме. Оба смотрят с удивлением: что, мол, дергаешься?