«Милый дядюшка» — начиналось послание, и у меня прошел озноб по спине то ли от ласкового обращения, то ли от негодования, что какая-то безродная девица буквально приписывает себе родство с моим отцом. «Я очень скучаю по вам, каждый день вспоминаю, как хорошо нам было вместе. Помните, как мы сидели у камина и вы рассказывали истории из своей жизни? А как обнимали меня и целовали в макушку? Мне так не хватает ваших теплых объятий и ласковых рук…»

Внутри все клокотало от гнева. Значит, это все-таки правда. Их связывали более тесные отношения, нежели мне призналась эта лгунья. Теперь уж точно никаких наследников. Я не готов воспитывать бастарда, даже если он будет мне родственником. Да что там, родным братом! Нет, нет и нет! Пусть девица сгниет в этом богом забытой деревне, я туда ни ногой!

Хотел бросить письмо в огонь, но передумал. Оно послужит доказательством, когда придет время. Свернул и уже почти убрал в секретер, где хранились документы, но не сумел побороть любопытство и решил дочитать до конца.

«Да, я хотела стать графиней Эдерли, но не так. Все не так. Вы хотели, чтобы было кому передать наследство, но ваш сын и думать не хочет о наследнике. И что же мне теперь делать?

Знаю, что не ответите, но больше мне не у кого просить совета. Я очень люблю вас, дядюшка, и всегда буду любить».

От злости я сжал зубы и, стараясь держать себя в руках, старательно свернул письмо, спрятав в потайное отделение. Теперь моя женушка не сможет отрицать свою греховную связь с моим отцом. Собственноручно написала, не отвертится!

Пытаясь унять злость, плеснул себе добрую порцию виски и снова уселся у камина. Мысли то и дело возвращались к проклятому письму. Я буквально видел, как Амели пишет его со слезами на глазах, небось поглаживает живот, как делают это все женщины в положении, а потом случайно отправляет мне. Ненавижу! За то, что врала; за то, что почти отобрала то, что принадлежит мне по закону; за то, что снова и снова перед глазами стоит ее образ в той деревенской церкви — испуганная лань с огромными влажными глазами.

Швырнул стакан с остатками виски в камин, отчего полетели искры, и отправился спать. В голове приятно шумело от выпитого, и я думал, что усну моментально, но ошибся. Еще долго ворочался, не находя себе места, а когда все-таки заснул, увидел во сне ее, Амели. Нежную, хрупкую и невероятно красивую…

Амелия

— Доброе утро! — поприветствовала меня Марта и стала распахивать шторы на окнах одну за другой. Новые, тяжелые, с золотистой окантовкой, оканчивавшиеся кисточками в тон. Сделанные по последней лондонской моде, они тем не менее очень подходили спальне, в которую я после покраски и ремонта смогла перебраться.

— Мистер Бонн все еще ворчит по поводу гортензий? — улыбнулась я.

— Да, он привередник еще тот! — подбоченилась экономка. — Ваш завтрак накрыть внизу или принести сюда?

— Я спущусь, — потянулась и откинула пуховое одеяло. Невероятная роскошь, но в нынешних погодных условиях, пока часть каминов в поместье все еще не работала, мы согревались как могли.

Умывшись и переодевшись для прогулки на лошади, я спустилась.

— Доброе утро, графиня! — приветствовал мистер Бонн.

— Рада вас видеть, как ваше здоровье? — издалека начала я, усаживаясь за стол. Дворецкий тут же поднял клош, открывая на блюде горячую овсянку, и налил горячего чая.

— Помнится, вы говорили, что вам нравятся розы. — Я заметила, как старик поджал губы, но все же проговорил, сохраняя спокойствие:

— Да, я всегда любил этот горделивый цветок, и моя мать их любила… — На мгновение мне показалось, что дворецкий окунулся в воспоминания.