Два санитара переглянулись, узнав адрес, по которому поступил вызов.
– Странное место, не находишь? Недавно забирали буйную, еле скрутили, все черти ей мерещились. Теперь еще вот одна, тоже с чертями не договорилась походу.
Мужчины рассмеялись и поехали на вызов.
В этот раз все оказалось гораздо проще, пациентка лежала на полу обездвиженная и только несвязно бормотала про каких-то чертей.
По дороге в больницу скорая помощь попала в пробку, которая образовалась из-за сильного пожара в квартире жилого дома. Из подъезда выносили накрытые брезентом трупы мужчины и женщины. Если бы Лариса была в сознании, она бы увидела адские языки пламени, вырывающиеся из окон квартиры, где она когда-то была счастлива с мужем.
Очнулась Лариса в палате и с ужасом осознала, где находится.
– Очнулись? Трое суток проспали. Отдыхайте, милочка, а чтобы вам черти, прости Господи, не мерещились, мы вам икону в палате повесили, для успокоения вашей души. Это подарок супруга одной из пациенток, в ее палате похожая висит. Ей правда не очень помогает, слабоверующая должно быть.
Медсестра заботливо накрыла Ларису одеялом и удалилась, аккуратно закрыв за собой дверь.
Лариса попыталась встать, но тело ее не слушалось, она медленно перевела взгляд на стену и с ужасом увидела ту самую икону.
Из соседней палаты доносился истошный крик Полины:
– Не закрывай глаза!
Но было уже слишком поздно…
Лиса Самайнская.
МАНЕЖ ДЛЯ ДВОИХ
Пажик вытирал потные ладони о штаны, с трудом унимая дрожь в теле. Это его первое долгожданное выступление, которое молодой человек едва не вымаливал у Дядюшки. Будучи инспектором манежа, он относился к представлениям крайне серьезно. Пажику никогда не давали своих номеров – он был на манеже лишь в качестве помощника. Но теперь он совершеннолетний, взрослый и может проявить себя!
– Ни пуха, зайчик! – Треф сжала руку в кулак.
Пажик криво улыбнулся любимой акробатке. Она всегда поддерживала его, словно старшая сестра, и сегодня ее слова были важны как никогда.
– «К черту» надо отвечать, бестолочь! – Ворон грубо натянул Пажику шляпу на голову и небрежно потормошил. – Не опозорь нас. Еще три дня выступать.
– Я постараюсь…
– Чего? Что за лепет? Громче говори!
– Я постараюсь!
– Пажик!
Из-за занавеса показалась рука Дядюшки, и юноша, едва не роняя карты, подскочил к выходу на манеж.
Он сглотнул, поправляя шляпу. Ему никак нельзя опозориться…
– Бестолочь!
Ворон грубо толкнул его, отчего Пажик упал на грубый пол шатра. Ладони его тут же начало жечь, как и глаза.
– А я говорил, что выручка может упасть, – покачал головой Оррак, вытирая руки после сырого мяса, скормленного тиграм.
– Лучше бы и дальше стоял у стенки, пока я метаю ножи! Хотя бы это у тебя получается! – Ворон поднял юношу за шкирку, но Треф ударила его по руке.
– Оставь ты его!
Пажика била мелкая дрожь, он не мог и слова выдавить. Юноша чувствовал себя провинившимся щенком, которого наказывают хозяева.
Но они цирковая семья. А в семье все помогают друг другу. Правда ведь?
Выступление еще не закончилось, а потому наказание пришлось отложить. Оррак ушел за тиграми, Ворон – на манеж. С Пажиком осталась лишь Треф.
– Знаешь, зайчик, – она приобняла его за плечи, отчего ее кулон с желудем качнулся и обжег холодом его шею, – может это и правда не твое? Понимаешь, сцене нужны уверенные люди, смелые, харизматичные. А ты ведь не такой, зайчик…
Пажик неверящим взглядом уставился на акробатку. Она ведь всегда поддерживала его. Она ведь верила в него. Она ведь…
– Зайчик, помоги лучше Глицере в шатре. Скоро выступление закончится, все побегут гадать. А потом вернешься к тренировкам с Вороном.