— У меня был жутко тяжёлый день. И да, я рада тебя видеть.

Синие глаза обшаривают моё лицо, а затем поднимаются выше, фокусируясь на людях, которые всё ещё находятся на крыльце.

— Та девушка — твоя подруга?

Обернувшись, я ловлю восторженный взгляд Ирины и делаю большие глаза: мол, хватит его так разглядывать.

Гордиенко, к сожалению, никуда не делся, но на него я, конечно, не смотрю.

— Да, мы вместе работаем и дружим. Кстати, как ты узнал, где…

— А тот мужчина, который разговаривал с тобой?

— С ним мы просто работаем, — и, не удержавшись, добавляю: — У меня нет привычки дружить с мудаками.

Глаза Саввы сужаются и, задержавшись на заместителе генерального, возвращаются ко мне. Теперь в них царит расслабленное благодушие.

— Хочешь поехать в ресторан?

Я мотаю головой. Не хочу видеть посторонних людей, не хочу копаться в меню, не хочу лишний час проводить в туфлях. Хочу поскорее оказаться в своей квартире и по возможности вместе с ним.

— Тогда я отвезу тебя домой, — губы Саввы трогает лёгкая улыбка, от которой кожа невольно покрывается мурашками. Плохой знак. Ну или наоборот. 

*************

— Сколько у тебя машин? — спрашиваю я по дороге. 

Гнетущее послевкусие рабочего дня окончательно меня отпустило, и ему на смену пришло трепетное предвкушение, на котором я часто ловлю себя рядом с Саввой. Потому что понятия не имею, чего от него ожидать в следующую минуту. Его сложно прогнозировать, и сейчас мне, пожалуй, даже это нравится. 

Сегодня я вдруг поняла, что моя жизнь перестала устраивать меня такой, какая есть. Работа в «Ландор» была её главной составляющей, и сегодня она меня разочаровала. Ты годами идёшь к цели, полагая, что упорство и честный труд дадут правильный результат, а на деле выходит иначе. Жизнь не подчиняется законам логики и здравому смыслу, и случается так, что выигрывают такие никчёмные оппоненты, как Гордиенко. Я слишком устала всё продумывать наперед. 

— Три. Это последняя, — пальцы Саввы плавно поворачивают руль, завораживая меня этим движением. — Мне нравятся дорогие игрушки. Некоторые полагают, что увлечённость компьютерными играми навсегда накладывает на людей отпечаток детства.

— И кто же так говорит?

Тон Саввы из расслабленного становится холодно-ироничным:

— Не слишком умные люди, как я имел возможность убедиться. Ты точно не хочешь поесть?

— Нет. А ты до сих пор играешь?

— Крайне редко, — повернув голову, он смотрит на меня: — С недавних пор жизнь стала для меня гораздо интереснее.

Ему снова удаётся меня смутить своей прямотой: ту, кто старше и, предположительно, должна быть опытнее его. Опытнее? Это вряд ли. Наш секс на парковке, а точнее его отдельные эпизоды, убедили меня в обратном. 

Савва возвращает взгляд к дороге, а я, воспользовавшись этим, украдкой изучаю его профиль: острый подбородок, покрытый щетиной, длинные прямые ресницы и упрямый изгиб губ. Удивительная у него внешность — её запоминаешь сразу, но проникаешься постепенно, каждый раз открывая для себя что-то новое. Сейчас, к примеру, я впервые замечаю белёсое пятно шрама у него на лбу.

— Расскажешь мне про свой тяжёлый день?

— Тут нечего рассказывать, — спохватившись, что вновь выставляю себя ледяной колючкой, добавляю мягче: — Вернее, я не хочу говорить об этом сейчас. 

Я действительно не хочу вспоминать о работе сегодня. Хотя бы на один вечер я хочу побыть женщиной: легкомысленной и незамороченной. Как Вика, например.

Я прошу Савву остановиться возле супермаркета рядом с моим домом и, уверив, что пробуду в нём не больше пяти минут, иду скупать необходимые ингредиенты для пасты. Закидываю соусы и сыр в корзину, попутно убеждая себя, что вовсе не хочу производить на Савву впечатление, а руководствуюсь редким порывом что-нибудь приготовить. Я ведь понятия не имею, собирается ли он вообще ко мне подняться.