Я посидела, посидела рядом: убедилась, что он продолжает спать, приспустила Димины штаны еще ниже и с удовольствием оглядела открывшуюся картину.

Да, ягодичные мышцы у смазливца развиты как надо – рельефные, четкие, без единого лишнего грамма жира. Зачетная задница, ничего не скажешь.

Со вздохом натянула штаны обратно, жалея, что не удалось рассмотреть остальные его богатства. Обругала себя за нимфоманские желания и тут…

- Что, Вересаева, понравилась моя задница? – прозвучал неожиданный вопрос.

Я растерянно моргнула – на меня ехидно смотрел неподбитый Димин глаз. В следующий миг он резко перевернулся на спину. Рывок, и я уже лежу на нем сверху, изумленно таращась в его разбитую и странно довольную физиономию.

20. Глава 20

На этом позорном моменте, где Дима лежит на диване, я на нем сверху, и мы дружно изображаем трехслойный сэндвич, я решаю завязать с воспоминаниями. Очень уж они пакостные...

Одним глотком допиваю кофе и сопровождаемая пристальным взглядом Лары плетусь к нечестивцу в кабинет.

- Шеф у себя? – спрашиваю у Аси в тайной надежде, что Ланской меня не дождался и умотал по делам.

- Заходи давай! Все время тебя ждать приходится. Я из-за тебя опять втык получила, – с ненавистью шипит секретарша и отворачивается.

От ее недавнего сияющего и таинственного вида не осталось и следа. Сидит, уткнувшись в компьютер, носом зло шмыгает. На хорошенькой мордочке следы скорби, чистых девичьих слез и немного потеков туши.

Что, и тут я в чем-то виновата? Они сговорились с Димой что ли?

Какое-то время стою, отдуваюсь и пытаюсь успокоиться. Обещаю себе не убивать Ланского и его... Асю.

Открываю дверь в кабинет.

- Можно? – спрашиваю, просунув голову внутрь. Ну а вдруг услышу в ответ заветное «нельзя»!

Дима стоит возле открытого сейфа к двери спиной и изучает какие-то документы. Поворачивается на мой голос, и… мать честная!

Мои глаза сами по себе лезут на лоб: сколько, оказывается, в мире красоты, и вся она собралась на Димином лице!

Синяки на его физиономии стали фиолетово-синими, местами отливая чернотой. Один глаз, дико заплывший, похож на багровую щелочку. Второй остался нормального размера, но под ним тоже разлилась приличного размера гематома.

Странно, когда я видела Ланского в прошлый раз, этого не было. Интересно, кто-то добавил или просто от переносицы с опозданием кровоподтек расплылся?

Еще Дима убрал фиксатор с носа, и лучше бы он этого не делал!

В общем, страх, жуть и тихий ужас, а не лицо. Меня даже гордость одолевает, что все это сотворила я. Правда, гордость вперемешку с офигением и злостью на этого придурка.

- Любуешься делом своих рук, бандитка?! – язвительность в Димином голосе можно ложкой есть.

- Да уж, любуюсь… Ты что вообще не лечился эти дни?! У тебя отеки должны были, как минимум, вполовину уменьшиться!

- Какое лечение, Вересаева? Я до вечера воскресенья с дивана встать не мог. Лежал бревном. До туалета кое-как по стеночке доползал!

- Ну доползал же, значит, и лечиться мог, — почти ору от возмущения. – Я для кого все лекарства разложила и к каждому инструкцию написала, что и как применять?! По стеночке он ползал!

Почему-то мне становится и жалко этого придурка, и злость разбирает – ведь мог уже более-менее нормально выглядеть, а не вот так ужасно!

Мы стоим с ним почти нос к носу, как две собаки, готовые вцепиться друг другу в глотку: рычим и прожигает друг друга злыми взглядами.

- Я твоего Василича засужу за ту дрянь, что он мне вколол, — угрожает Дима. Правда, как-то устало угрожает, вяло и без огонька. - У меня в Питере через три дня переговоры с американцами по поставкам. Как я с такой рожей им покажусь?!