— Побудьте со мной, пожалуйста, на ультразвуке, — шепчу, глядя на него с откровенной мольбой.

— Конечно, если вы так хотите, — тут же согласно кивает Владислав Владленович.

— Хочу, — тоже киваю, жалко улыбаясь.

Жалкой я себя сейчас и ощущаю.

Босс на мои слова выдыхает, после чего приобнимает меня за плечи и сам тянется к дверной ручке. Но прежде чем повернуть ее, произносит негромко на ухо:

— Ваш муж — идиот, каких поискать. И это не вам стоит переживать, что у вас будет ребенок от него, а ему. Это он потерял лучшее, что было в его жизни и могло быть, но уже не будет.

— Ему нет смысла сожалеть. У него будет ребенок от другой, — откликаюсь так же тихо.

И он в принципе не жалеет о своем поступке, если вспомнить все то, что наговорил мне в торговом центре.

— Тогда тем более не стоит из-за него переживать. У ребенка не будет дурного примера перед глазами.

— А как же мужская солидарность?

— Какая солидарность к тому, кто не уважает сам себя? Вот приди он и скажи все по-честному, тогда бы я может еще и встал на его защиту, а вот так… Тут я полностью на вашей стороне.

— Спасибо, — шепчу, опуская взгляд.

— Ребенок — это счастье, поверьте мне, вы еще будете ужасаться, что не хотели его, — усмехается мужчина.

И я вновь смотрю на него. Подозрительно.

— Так говорите, будто знаете, что такое быть отцом.

— Не обязательно быть отцом, чтобы это понимать, — становится мне лаконичным ответом.

И то правда. Разворачиваюсь лицом к двери и киваю. Владислав Владленович нажимает на ручку, и мы вместе возвращаемся в кабинет, где мне в скором времени то ли вынесут приговор, то ли обрадуют его отсутствием.

10. Глава 10

Я очень стараюсь не обращать внимания на удивленный взгляд Валентины Петровны, когда возвращаюсь не одна. Вообще стараюсь на нее поменьше смотреть, просто ложусь и готовлюсь к намеченной процедуре. Босс замирает рядом. Мне достаточно руку протянуть, чтобы коснуться его ладони. Очень хочется, но я не решаюсь. И без того перешла границы в общении с ним, пригласив сюда с собой. Хотя тот сам согласился на мое предложение и выглядит совершенно спокойным. И на вопрос врача:

— Может тогда сам проведешь ультразвук? Вспомнишь прошлое, — только улыбается и качает головой.

— Боюсь, я слишком давно этим не занимался, Валентина Петровна, могу что-нибудь напутать, — отказывается он.

— Ну, конечно. — хмыкает та неверяще, но не спорит.

Я тоже лежу, молчу, глотая все рождающиеся в моей голове вопросы по поводу того, почему он когда-то выбрал для себя именно эту профессию. Да и не до того становится вскоре.

Звук. Гулкий. Как из-под толщи воды. Сперва тихий. Потом намного громче. Он набатом отдается в моем разуме. Затмевает собой все посторонние мысли. И я только и могу, что смотреть на монитор аппарата УЗИ, из которого он доносится. Звук маленького только начавшегося формироваться сердечка. Звук, который вибрацией пробирает до самых костей, вгрызается в них, чтобы никогда больше не покинуть. Картинка на мониторе лично для меня не особо разборчива, но мне кажется, я вижу в темном пятне головку, ручки и ножки. А может мне все видится на фоне переизбытка впечатлений. Потому что я хочу видеть именно так. Не знаю. Да и не важно это на самом деле. Куда важнее знать, все ли с ним хорошо. Особенно после всех испытанных мною стрессов в последние сутки. Но Валентина Петровна молчит, водит по животу передатчиком, что-то отмечает с помощью клавишей, записывает, пока я тут извожусь ожиданием.

— Все хорошо, не волнуйся, — слышится от Владислава Владленовича.