- Ну да, - фыркнула я. – Из левого рукава озеро, из правого – лебеди. Хорош сказки рассказывать, дел полно.

- Погоди-погоди, - остановил меня Вигги, - пусть договорит.

Я хмыкнула и сложила руки на груди. Ну давай, послушаем.

- Бабушка говорит, - Хэйра понизил голос, - они раньше всеми народами правили, до самого окияна. Никого к себе не подпускали – ну прям как ты, Тилла. И был у них такой обычай, значится. «Белое служение» называется. Это когда человек себя своей госпоже посвящает до последнего волоса. Чтобы все – и дела, и даже мысли – было, как ей надо. И ежели она говорит: прыгай, мол, в кипяток, он бы прыгнул. И ежели скажет – молчи при этом – промолчал бы. И сварился.

- Ну да, - все-таки не выдержала я. – А потом прискачет конек-горбунок, копытцем топнет, и молодец выскочит из котла краше прежнего. Говорю же: детские сказки.

- Ничего не сказки, - обиделся Хэйра. – Между прочим, эти твои «братья клинка» похожей клятве следуют. Я слыхал, эльфы этот обычай переняли, только на свой лад переделали: подчиняйся, мол, королю, и чтоб ни-ни. Только он у них все одно неправильно работает. «Белое служение» - это когда душа в душу. Когда самую грязь человек из сердца достает, другому показывает, а тот говорит: хорошо, мол, я теперь тоже это любить буду. И любит, даже если до того на дух не переносил.

- Для этого не надо никакого «белого служения», - фыркнула я. – Достаточно влюбиться по уши. Вот будь я такой госпожой, ты, Хэйра, посвятил бы себя мне?

- Не знаю, - Хэйра задумался. – Наверное, не смог бы. В смысле, ты не подумай, я за тебя горой! Просто вот так, чтобы до последнего волоса – это трудно, наверное. Ничего от себя не оставить.

- Вот и нечего людям мозги туманить, - я потрепала его по макушке, как пятилетнего малыша. – Айда в избу, еще разок на карты глянем, продумаем все хорошенько. Если завтра наш план поимки в очередной раз сорвется, буду рвать и метать, так и знайте!

Я накинула свою видавшую виды кожаную рубаху, но она вдруг затрещала нитками и слегка лопнула по шву. М-да, я все-таки расту.

5. Глава 4. Братья клинка

- Как тебе? – спросила я у тихого, но источающего глухую ненависть Гахрата, поворачиваясь к нему лицом.

На мне был один из нарядов, что все это время пылились в сундуках. Толстые куски грубой кожи были прошнурованы, в нужных местах к ним были пришиты петлицы, за которые цеплялись ремни. Вместо юбки к поясу крепились длинные, кривые треугольники, удобно расходившиеся при ходьбе. На голое тело все это я бы, конечно не надела: натерла бы кучу мозолей. Так что снизу робко выглядывал край полотняной рубахи, да и сверху тоже. На ноги же я натянула новые мягкие сапоги из телячьей кожи. Они были длинные и почти касались нижнего края рубахи, оставляя лишь узкую полоску кожи. А чтобы не «светить», я совершила революцию в местной моде и сшила себе трусы и даже какое-то подобие шортов.

Гахрат цыкнул и покачал головой.

- У меня еще плащ есть, - радостно сказала я, надевая сверху шипованную по плечам и углам накидку. – И перчатки.

Гахрат красноречиво прикрыл глаза ладонью.

- Не нравится – не смотри, - я пожала плечами. – И вообще, попрощайся уже с мечтами о «сладкой девочке». Твоя хозяйка – бездушная и жесткая, как подошва. И одевается соответственно.

Гахрат указал пальцем в сторону голой полоски кожи на бедрах, проглядывавшей меж кожаными треугольниками юбки, и сделал неприличный жест.

- Ну это еще кто кого! – возмутилась я. Гахрат осклабился: он, хоть и стал немым, отчего-то не растерял ни капли своей наглости.