– Уезжай, – нет, не просит, а буквально приказывает Давид. – Иначе, клянусь, ты пожалеешь...

5. Глава 5

 Как он хорош сейчас. Аж дух захватывает. И не смотря ни на что – я его не боюсь.

 Точнее боюсь, но не так как ему хочется.

 Он рассматривает меня, и я ему позволяю. Моё тело он знает как никто. 

 Ну и я рассматриваю сводного братца. Обтягивающая на груди футболка, под ней мышцы, их видно, готова поспорить что и пузо Давид не позволил себе отрастить. Он подтянутый, как и его отец, хотя оба всегда любили вкусно и сытно поесть.

 У Давида сильные и крепкие руки. Но я знаю – они умеют ослабевать когда и как нужно. Быть нежными, ласковыми...

 Невольно сжимаю бедра, потому что... Господи, да я возбуждаюсь от таких воспоминаний!

 Вот всегда так рядом с этим мужчиной. Действие близкое к токсичному, потому что вредно. И опасно.

 А ещё мне интересно – Давид сейчас испытывает хоть толику того, что испытываю я?

 Мужское достоинство Давида, то, что находится в штанах, приличных до неприличия размеров, и свое возбуждение этот мужчина никогда не умел скрывать, ведь он любитель носить обтягивающие брюки.

 И мне сейчас главное не опускать взгляд ниже его талии. 

– Вот не надо мне угрожать, – хмурюсь, возвращаясь взглядом на его лицо, – Скоро огласят завещание и возможно, когда я получу...

– Завещание огласят на сороковой день – так хотел отец, – нервно перебивает меня Давид. – Но вот вступить в наследство мы сможем только спустя полгода.

– Пять месяцев, – поправляю я. – Всего лишь. 

 Я криво улыбаюсь, изучая его реакцию. Недоволен, разумеется.

– Давай я дам тебе денег и ты снимешь квартиру в городе, – предлагает Давид. – Или ты можешь уехать обратно, пока завещание не вступит в силу. Зачем тебе все это время находиться здесь?

Он злится, я это вижу. Но меня чужая злость не пугает.

– Скажем так – мне некуда ехать обратно, – пожимаю я плечами.

 Давид качает головой и с усмешкой интересуется:

– Что, новый хахаль выгнал тебя вместе с твоими ящерицами?

– Нет, – фыркаю в ответ, – человека, на которого я работала, посадили на много лет. А я теперь персона нон-грата для всех работодателей того городка и области.

– Н-да, Лиза, – опять усмехается Давид, – даже не сомневался, что ты во что-то вляпалась.

– Ты не прав... – начинаю я, но потом понимаю, что всего знать ему не обязательно. – Впрочем, не важно. Две недели до оглашения я побуду здесь, а там посмотрим.

– Ладно, две недели я потерплю, – хмыкает он и разворачивается, чтобы уйти.

– А вообще, Дава, – говорю ему в спину и прикусываю язык, впервые за много лет я не просто называю его так, а вообще произношу эту версию имени вслух. Непривычно. Слишком интимно для нас. Слишком близко, – столько лет прошло...

– Я не знаю чего от тебя ожидать. Я беспокоюсь за свою семью.

 Как же Давид сейчас похож на отца, господи! И голосом и внешне. Такой же высокий, крепкий, мужественный. Темноволосый. Только вот глаза у Давида мамины, её голубой рециссив оказался доминантней карих, изначально доминатных, глаз Вагнера. Как и у Лианы.

– Вообще-то это и моя семья тоже, – заявляю, хмуря нос.

– Которую ты бросила, – напоминает он и уходит.

 А я смотрю ему вслед, сжимая в руке махровую ткань полотенца.

 Бросила...

 Да, бросила!

 Потому что тогда так было правильно.

 Как и не появляться тоже.

 И я бы не появилась...

 Я, конечно, не ожидала радушной встречи, но что Давид вот так будет категоричен...

 Резко встаю и, откинув полотенце, плюхаюсь в бассейн. Не знаю, могла ли вода остыть за время нашего разговора с Давидом, но сейчас она меня остужает.