– Привет, – первая здороваюсь я, увидев Давида.

Он, не сдерживая забавной усмешки, заходит на кухню. Смотрит на меня внимательно и продолжает усмехаться.

– Привет. Приятного аппетита, – отвечает он и оглядывается.

– Угу, – бубню я, облизывая очередной палец.

И мне не стыдно. В конце концов это и мой дом тоже. И я сижу тут, никому не мешаю.

– Что-то осталось? – спрашивает Давид и открывает холодильник.

– Что-то, – киваю я.

Давид достаёт тоже, что и я, тоже кладёт все в одну тарелку и ставит её в микроволновку. А потом, не спрашивая, берет бутылку вина, которое я честно добыла, и наливает себе.

Сводный брат садится напротив.

– Только пришёл? – зачем-то спрашиваю я.

– Да.

Ну, ясно. Видимо работы много. И Давид думал поесть в одиночестве. А тут я. И я не знаю что делать: уйти вместе с едой к себе? Быстро доесть? Или так и продолжать есть здесь с наслаждением?

Просто помнится Давид обещал, что пересекаться дома мы практически не будем. И вот я не спустилась к ужину, отчасти и из-за него, но мы все равно встретились здесь...

В общем, мысленно махнув рукой, а в реальности махнув вина, я решаю остаться. В конце концов если что-то не устраивает Давида – пусть сам уходит. Я сюда раньше пришла.

Пищу мы принимаем в тишине. И друг на друга не смотрим, хотя это даётся с трудом, слишком близко мы сидим. И пару раз чуть не касаемся друг друга, потянувшись за вином.

Все таки остатки еды я доеду без наслаждения, быстро. Мою за собой тарелку, наливаю в стакан ещё вина и иду к выходу.

– Спокойной ночи, – слышу в спину и отвечаю:

– Спокойной.

И я не знаю как относится к такому поведению Давида. В день моего приезда, он просил уехать, иначе я пожалею. А сейчас вполне нормально со мной общается. Теперь что, он, наоборот, боится, что я уеду и лишу всех наследства отца?

Меркантильным братец никогда не был. Но жить привык в достатке. И в роскоши. Что ж, как ко мне, так и я буду действовать в ответ. Режим тишины же.

Утром просыпаюсь раньше будильника. И чувствую себя бодрой, даже чересчур. Даже пока без кофе.

Достаю купленное вчера серое платье, вешаю его на ручку шкафа, и, прихватив полотенце, иду в ванную.

Дверь не заперта, но открыв её, понимаю, что кто-то встал раньше и моется сейчас в душе. В нос ударяет терпкий запах геля для душа, вряд ли таким стала бы пользоваться Гаяне или мама, и уж тем более Лиана.

Не знаю зачем, но я заглядываю в ванную, и через полупрозрачную штору вижу мужскую фигуру. Естественно, обнаженную. Мужчина стоит спиной к двери, упершись руками в стену и опустив голову под струей душа.

Я сразу понимаю, что это Давид, а не Ншан. Он крупнее, шире в плечах...

И я стою и смотрю на мужскую тыльную сторону, ловя себя на том, что мне хочется побольше рассмотреть. А шторка, как назло, прячет все самое интересное.

Давид вдруг резко поворачивает голову на бок, демонстрируя мне свой профиль, а я тут же ретируюсь. И чувство такое, что меня на месте преступления застукали.

Щеки ещё почему-то горят. Как от стыда...

Господи!

Что я там не видела?

Да, давно это было. Да и как-то скромно. Я стеснялась, не любила заниматься этим при свете. Но однажды, пока Давид мирно спал рядом, я рассмотрела его как следует...

– Что ты хотела там увидеть? – слышу вопрос почти над самым ухом.

Вот дура!

Из ванной я-то вышла, только вот до своей комнаты не дошла, так и замерла в коридоре, прижимая полотенце к груди.

Поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с холодом чужих.

– Полагаю – ничего нового я бы не увидела, – отвечаю я монотонно, стараясь не опускать глаза ниже. Потому что боковое зрение подмечает голые мужские плечи и, кто знает, может и ниже Давид тоже гол. Хотя... не стал бы он расхаживать во всей своей естественной красе в доме мачехи?