— Я увезу вас, и вы будете в безопасности, — добавляет он.

Я качаю головой, лишенная возможности возразить ему словом. Минуту спустя Рамис убирает руку от моего рта, и я снова могу дышать.

— Увезу, — повторяет Рамис, заставляя меня поверить в его силу. — Селин нужен врач, лечение и морской воздух. Я все равно собирался показать ей море, только ждал, когда ты подпустишь меня ближе и планировал сделать это летом.

— Я не подпускала тебя ближе, Рамис.

— Будем считать, что подпустила. Пусть сейчас и зима, но морской воздух пойдет на пользу и тебе, и Селин. К тому же, сейчас там значительно теплее. Ты устала, Айлин. Я вижу, что ты устала, поэтому перестань, черт возьми, сопротивляться.

Я потираю шею, на которой все еще оставались красные пятна, задумчиво хожу из стороны в сторону и с опаской смотрю на дверь ресторана.

Мне казалось, что все только начало налаживаться. Рамис больше не угрожал забрать мою дочь, мы даже начали говорить, а я перестала его бояться. Почти перестала. Совсем немного, только когда он проявлял неслыханную щедрую выдержку. Стоит заметить, что раньше выдержка была ему совсем не по плечу.

— Я слушаю, — отвечает Рамис на телефонный звонок. — Удалось что выяснить?

Рамису звонят, и я понимаю, что начальник безопасности приглашает его лично просмотреть записи с камеры наблюдения. Значит, все серьезно. Слишком.

Он уходит, обещая вернуться через десять минут, а пока оставляет приказ охране не сводить глаз с меня и дочери. Я обнимаю себя за плечи и возвращаюсь к Селин, которая была немного напугана. Она впервые увидела столько людей вокруг себя, когда Рамис вызвал охрану на место происшествия в полном составе.

Я обнимаю дочку и прижимаю ее к себе, чувствуя мелкую дрожь в своем теле и болезненность на шее. Когда Рамис возвращается, то велит охране следовать за нашим автомобилем, а сам садится к нам и занимает место рядом с нами.

Несмотря на то, что пространства в машине достаточно, я все равно чувствую скованность и тесноту, когда колено Рамиса соприкасается с моим. Рамис сразу же протягивает мне платок, и я молча принимаю его и прикладываю к голове.

— Мы поедем в больницу, Айлин.

— Нет, там просто царапина. Отвези нас домой, Рамис…

— Мамочка, мне страшно, — вмешивается Селин. — Ты плакала, а потом мы побежали, а потом возле нас оказалось много людей…

Я прикрываю глаза, чувствуя себя жутко виноватой перед дочерью. Когда я выбежала из уборной, то первым делом схватила Селин и побежала с ней на выход из ресторана. Рамис, ничего не понимая, моментально нагнал нас, усадил Селин в машину, а меня прижал к двери и заставил рассказать, что случилось.

Я не собиралась скрывать и рассказала. Про угрозу, про непонятный долг, про то, что они знают о моих ранах на запястье. Они все знают, и от этого мне было очень страшно.

А потом эта пощечина и…

— Все хорошо, Селин, — отвечаю дочери. — Друзья дяди Рамиса — наши друзья тоже.

— А где дядя Вадим? Почему я больше не вижу его? Он ведь тоже друг, мама?

Я кусаю губы, чувствуя острое напряжение, сквозившее справа. Рамис молчит, но я слышу, как тяжело он дышит.

Неужели он ревнует Селин?

Я не знала.

Но то, что Рамис произносит в следующую секунду, повергает меня в шок:

— Селин, ты увидишься с ним позже. После того, как мы с тобой и с твоей мамой съездим на море.

— Море?! — восклицает Селин чересчур громко, заставляя даже водителя улыбнуться.

Только не меня.

Рамис снова это делает. Он снова пытается купить нашу дочь.

— Море?.. — переспрашиваю эхом.

— Море, — кивает Рамис, посмотрев сперва на меня, затем на дочь. — Хочешь на море, Селин?