Стягивает с меня рубашку, обнимает. Целует ещё и ещё, всё глубже, всё горячее. Его губы спускаются ниже, прямо по подбородку на шею, заставляя меня откинуть голову. Я дрожу и принимаю. Его язык оставляет след на коже, зубы впиваются в изгиб шеи, а ладонь движется по рёбрам под топ. Пальцы толкаются снизу под тонкую чашку лифчика.

— Клим… — подбираюсь.

Меня никто никогда так не трогал. Мне не хватает воздуха, и голова кружится сильнее. Я так люблю его. Всего, вот такого, какой он есть. Немного безбашенного, но принципиального, улыбчивого или грустного, взрывного, милого и уютного, сильного на ринге, азартного в гонке. Моё сердце сейчас горит от переизбытка чувств, а бабочки уже давно не умещаются в животе.

Прикосновение к сжавшемуся соску пронзает меня, как остриё стрелы умелого охотника. Зорин такой. Девочки всегда попадали в капкан его озорных улыбок и голубых глаз. Я долго держалась…

Он берёт в ладонь мою грудь и мягко сжимает, кусая собственные губы и гипнотизируя взглядом.

Снимает с меня топ и бельё. Прижимается губами к груди, втягивает в рот сосок и касается его горячим языком.

— Мамочки… — едва слышно шепчу я.

А его губы двигаются ниже. Зорин присаживается на корточки, удерживает меня за бёдра и покрывает поцелуями животик, рисует вокруг пупка кончиком языка и линию вдоль пояса брюк.

Ловко расстёгивает пуговичку, ширинку. Свободные штаны легко съезжают по ногам на пол. Я машинально прикрываюсь ладонями. Он убирает мои руки и бессовестно смотрит прямо туда, где становится всё жарче. На простые хлопковые трусики с самолётиком на лобке.

Я же не знала, даже не предполагала, что всё будет так этой ночь. Я просто спала, а теперь стою почти голая на кухне его съёмной квартиры.

Указательным пальцем Клим очерчивает самолётик и гладит прямо по губкам, спрятанным под бельём. Я снова сжимаюсь. Он поднимается, улыбается.

— Мне нравится. Это круче дурацкого кружева, Сашк.

Ловко поднимает меня на руки и уносит в спальню.

— Нам нужен свет? — спрашивает, укладывая нас на кровать.

Мне не нужен. Я все чёрточки твоего лица знаю наизусть.

Отрицательно кручу головой, заодно пытаясь спрятаться от него в собственных волосах. Он убирает их ладонями, целует в веки, в нос, щёки, вдавливаясь твёрдым пахом в низ моего живота.

Встаёт на колени, спускается с кровати и снимает с себя джинсы. Мне начинает казаться, что я тоже пьяная. Не могу отвести от него взгляда. Смотрю на грудные мышцы, на пресс, косые мышцы, уходящие в пах, широкую красную резинку чёрных боксеров и даже в темноте вижу рельефы эрегированного члена, обтянутого тканью белья.

Он подрагивает от возбуждения, я горю от смущения.

Как только Клим цепляется пальцами за резинку своих трусов, жмурюсь и слышу тихий шелест сползающей с него одежды.

Следом летит моя.

Зорин ложится сверху. Я чувствую его горячий член, зажатый между нашими телами. Он трётся им об меня. Стонет. Давит коленом между бёдер и ладонью уводит одно немного в сторону.

Вынимает из-под подушки презервативы. Зубами вскрывает блестящую упаковку, приподнимает бёдра, ныряет рукой между нами и раскатывает латекс по стволу.

Два, один…

— Мммкхмхммм … !!! — выгибаюсь, прикусываю кончик языка и хнычу, впервые ощутив внутри себя такую тугую наполненность с болью и жаром, разлившимся по всему телу.

Удар внутри. Ещё один. Ещё…

Клим расходится, жадно забирая себе мою невинность, мой первый секс. Он втрамбовывает меня в матрас, впиваясь потемневшим взглядом в глаза.

— Охуеть, — дрожит от напряжения. — Как хорошо. Как я соскучился, — сжимает зубы, вбиваясь в меня ещё быстрее и резче. Наши губы сталкиваются. — Солёная и сладкая. Вкусно. — довольно урчит он.