– Сегодня вечером я уезжаю в Лондон, а в среду отплываю домой, – сказал он. – Ты же все лето проведешь в Европе, где какой-нибудь ловелас, который через пару недель сменится другим, будет нашептывать тебе на ушко всякие пошлости.

– Вот когда ты ответишь за подобные шутки, тогда тебя можно будет воспринимать всерьез, – сказала Джулия. – Чтобы искупить свою вину, будь любезен, представь мне этого Рэгленда.

– Но у меня остаются какие-то три часа! – запротестовал он.

– Я дала тебе целых три дня в надежде, что ты возьмешь верный тон. Хотя бы из вежливости пригласи своего знакомого за наш столик на чашку кофе.

Когда Дик Рэгленд подсел к ним, у Джулии вырвался легкий удовлетворенный вздох. Этого молодого человека отличали прекрасные пропорции, ровный загар, светлые волосы, одухотворенное лицо. Говорил он негромко, но пылко, с легкими нотками бесшабашного, как могло показаться, отчаяния; под его взглядом Джулия ощущала себя красавицей. На протяжении получаса их фразы мило растворялись в ароматах фиалок, подснежников и незабудок, а ее интерес к нему возрастал с каждой минутой. Она даже обрадовалась, когда Фил сказал:

– Чуть не забыл: мне еще нужно получить свою английскую визу. Вопреки здравому смыслу придется оставить вас, двух неразумных голубков, наедине. Приезжайте к пяти на вокзал Сен-Лазар меня проводить, хорошо?

Он посмотрел на Джулию в надежде услышать: «Я с тобой». Она понимала, что ей незачем оставаться наедине с чужим человеком, но он, как оказалось, был способен ее рассмешить, а ей в последнее время нечасто доводилось смеяться вслух, поэтому она сказала:

– Я немного задержусь, здесь так приятно, по-весеннему свежо.

Когда Фил ушел, Дик Рэгленд предложил заказать, как он выразился, «финь-шампань».

– Я слышала, о вас идет дурная слава, – проговорилась она.

– Просто кошмар. Никто не желает появляться со мной на людях. Хотите, я приклею свои накладные усы?

– Как странно, – продолжила она. – Не вы ли сами отрубаете все концы? Знаете, прежде чем вас представить, Фил вынужден был меня предостеречь. И я могла бы отказаться.

– Но не отказались – почему?

– Потому, что меня привлекла ваша внешность, а репутация огорчила.

На лице его появилось отсутствующее выражение; Джулия поняла: эта фраза звучала так часто, что больше его не трогала.

– Впрочем, это не мое дело, – поспешно сказала она.

Джулия не сознавала того, что новый знакомый, оказавшись изгоем, лишь еще больше ее заинтриговал: не по причине своих разнузданных выходок – ей, весьма далекой от подобных вещей, разнузданные выходки представлялись некой абстракцией, – а по причине их результата, коим было полное одиночество. В ней проснулась первобытная тяга к выходцу из другого племени, из других краев, где царят неведомые ей законы, потому что он сулил кое-что неожиданное: он сулил ей приключение.

– Вот что я вам скажу, – невпопад начал он. – В день пятого июня, когда мне стукнет двадцать восемь, я решил завязать. Напиваться мне больше неинтересно. А я не из тех немногих, кто пьет с толком.

– Вы уверены, что сможете завязать?

– У меня слова не расходятся с делом. К тому же я возвращаюсь в Нью-Йорк и приступаю к работе.

– Сама удивляюсь, насколько я этому рада. – Высказывание получилось довольно рискованным, но Джулия не пошла на попятную.

– Еще «финь-шампань»? – предложил Дик. – Чтобы ваша радость не померкла.

– А до дня рождения будете продолжать в том же духе?

– Не исключено. День рождения встречу на борту «Олимпика», посреди океана.

– Я собираюсь плыть тем же рейсом! – воскликнула она.