Пациент, бледный, с брюшком, курил на больничной койке.

– Доброе утро, – сердечно приветствовал его Билл. – Как вы себя чувствуете?

– Паршиво, – бросил пациент. – Иначе я бы тут не валялся.

Опустив саквояж, Билл подкрался к больному, как молодой кот – к первому воробью.

– На что жалуетесь?

– На все. Голова трещит, кости ломит, спать не могу, кусок в горло не лезет, температура зашкаливает. Мой водитель меня довел, ну, то есть довел, в смысле, довез, понимаете? Из Вашингтона, сегодня утром. Вашингтонских эскулапов на дух не переношу: ни о чем говорить не могут, кроме как о политике.

Сунув больному в рот термометр, Билл измерил пульс. Потом, как водится, осмотрел грудную клетку, живот, горло и все прочее. Рефлексы в ответ на удар резиновым молоточком оказались ленивыми. Билл присел у постели больного.

– Мне бы такое сердце, как у вас, – сказал он.

– Все толкуют, что у меня сердце здоровое, – подтвердил пациент. – Как вам речь Гувера?

– Я думал, вы устали от политики.

– Так и есть. Однако же, пока вы меня тут мяли, я все время думал о Гувере.

– О Гувере?

– О себе. Что вы у меня нашли?

– Нужно сделать кое-какие анализы. Но на вид вы практически здоровы.

– Я нездоров, – отрезал пациент. – Нездоров. Я болен.

Билл достал авторучку и чистый бланк истории болезни.

– Ваше полное имя? – начал он.

– Пол Б. ван Шейк.

– Ближайший родственник?

Анамнез не наводил ни на какие мысли. В раннем возрасте мистер ван Шейк перенес ряд детских болезней. Вчера утром не смог встать с постели; ассистент счел, что у него жар.

Термометр Билла не зафиксировал повышения температуры.

– Сейчас чуть-чуть уколем большой палец, – предупредил Билл, готовя предметные стекла, и выполнил процедуру под короткий, отчаянный вопль пациента, а потом добавил: – Нам еще понадобится небольшая проба из предплечья.

– А слезы мои вам не понадобятся? – взвился больной.

– Необходимо провести всестороннее обследование, – строго сказал Билл, загнав иглу в дряблое предплечье и тем самым вызвав новую бурю протестов.

В задумчивости Билл убрал инструменты. Не сформировав никакого мнения о природе недуга, он с укором оглядел мистера ван Шейка. Наудачу пощупал шейные лимфатические узлы, спросил, живы ли его родители, напоследок повторно проверил гортань и зубы.

«Глаза нормально выпуклые, – от безнадежности записал он. – Зрачки круглые, одинаковые».

– Пока все, – объявил он. – Постарайтесь как следует отдохнуть.

– Отдохнуть! – возмутился мистер ван Шейк. – В том-то вся и штука! Я трое суток без сна. Мне с каждой минутой все хуже.

В коридоре Билл увидел Джорджа Шоутца, выходящего из соседней палаты. Тот был в полной растерянности; на лбу поблескивали капли пота.

– Управился? – спросил Билл.

– Вроде да. Тебя тоже Нортон загрузил?

– Естественно. Здесь неоднозначный случай – противоречивые симптомы, – солгал Билл.

– Вот и у меня то же самое. – Джордж утер лоб. – Лучше бы, конечно, для начала взяться за что-нибудь более определенное – помнишь, как в прошлом году на семинарах у Робинсона: две возможности и одна вероятность.

– Строптивые нынче пациенты, – отметил Билл.

К ним подошла медсестра-практикантка.

– Вы ведь только что из триста двенадцатой, – шепнула она. – Думаю, вам надо знать. Больной поручил мне распаковать его вещи, так я нашла у него пустую бутылку из-под виски да еще одну початую. Он требовал налить, но я не решилась без ведома доктора.

– И это правильно, – чопорно сказал Билл, хотя в благодарность охотно поцеловал бы ей ручку.

Отправив пробы в лабораторию, интерны пошли искать профессора Нортона; тот был у себя в кабинете.