– Возможно, какие-нибудь авантюристы тех времен.

– Почему «Кощей» это допустил?

– Мы не знаем точно, допустил ли.

– А злодеяния, похищения Василис?

– Это – вряд ли. Они могли бы все организовать без ссор.

– Они были влюблены?

– Хочется, чтобы сказка была красивой? Мы не узнаем.

– Ты не похож на Кощея, скорее – на какого-нибудь ветерана из боевика.

– Прототип, возможно, был сухонький. Да и жил не в приполярных горах. Ты видел здесь худощавого моржа, нерпу, медведя?

– Скоро везде будут жить люди. Куда уйдут Кощеи?

– Наверное, уже мимикрировали и живут в городах. С другой стороны, здесь места будет полно.

– Со временем эти края освоят.

– Не раньше, чем изменится климат.

– Почему ты так думаешь?

– Когда ты учился, еще изучали «Капитал» Маркса?

– Изучали, при чем здесь это?

– Ты, наверное, плохо учился. Рубль, вложенный в развитие производства здесь, всегда даст меньше прибыли, чем рубль, вложенный в более мягком климате. Здесь больше затрат на энергию, здания и содержание работника при равной производительности.

– Но здесь будут развиваться особые производства.

– Только заповедники. Все остальное будет дороже вложенных денег.

– Не знаю, как спросить. Где твоя любимая женщина?

– Она со мной.

Сначала я думал, что здоровье Шамана во многом обусловлено его жизнью в экологически чистых условиях и натуральными, «без химии» продуктами. Последующие наблюдения заставили в этом усомниться. Например, когда мы выпивали с браконьерами, Шаман не пропускал ни одной и закусывал со всеми даже весьма сомнительными консервами[42]. В холодные дни он спал вместе со всеми в трюме возле чадящей «дэски»[43], хотя я спать там не мог и предпочитал мерзнуть наверху.

Плашкоут браконьеров

© Фото автора

– Ты засоряешь организм парами солярки.

– Организм сам очистится.

– Не лучше ли жить, по возможности, в экологически чистых условиях?

– Лучше в меру.

– Экологическая чистота в меру?

– Человек не может вечно отгораживаться от мира. Мир все равно прорвется.

– Если будет развиваться экологическое сознание…

– Чепуха. Чтобы быть жизнеспособным, нужно приспосабливаться к любой среде.

– И пусть все засоряется?

– Нужно одновременно и пытаться сохранять среду, и изменяться вместе с ней. Любое одиночное направление проигрышно.

Молчание Шамана и его многочасовое неподвижное сидение является особой практикой. Однажды во время такого сидения я провел ладонью перед открытыми глазами Шамана и убедился, что зрачки не дрогнули. Закончив сидение, Шаман сказал, чтобы я больше так не делал.

– Ты видел ладонь?

– Все твои действия.

– Почему не сказал сразу?

– Был занят важным делом.

– Всегда контролируешь ситуацию?

– Нет.

– Опасно?

– Полный контроль все равно невозможен. Любой Леший имеет темп больше твоего.

Шаман очень расчетлив, поэтому практика, заставляющая его доверяться случаю, должна быть очень важна.

– Что ты делаешь в это время?

– Соответствую идее самого себя.

– Что за «идея себя»?

– Есть идея каждого человека: Иванова, Петрова, тебя, меня. И есть реальные воплощения: Иванов, Петров…

– И что?

– Чем больше реальные Иванов-Петров отличаются от своей идеи, тем больше они разрушаются.

– При чем здесь идеи?

– Идеи неразрушимы, они вне времени и пространства.

– Как это?

– Например, идея Платона о мире идей. Платона давно нет, а идея есть. Где она? Когда? В тебе, мне, в московском профессоре философии, в Платоне? Вне времени и вне пространства.

– Идеи Иванова-Петрова тоже вне времени и пространства?

– Конечно. Поэтому они неразрушимы.

– Человек может быть неразрушим, соответствуя своей идее?