«Черт, почему я деревни не заметил?.. Но ведь по берегу – ни дымка, ни огонька, ни хижины!..»

И второе подумалось, пока он, впившись глазами в близящийся силуэт, вел его как на прицеле:

«Что за деревня, откуда к самолету молодки выходят?.. К таким гостям положено идти мужчинам».

Между тем гостья – одна-одинешенька, высокая и стройная, в цветочном венке и украшенной кружевами белой рубахе до земли, – шла к угасавшему костру бесшумной плывущей походкой. Ее золотистые светлые волосы лились по плечам, стекали на грудь, спускались до бедер, слабо развевались подобно крыльям – сперва Григор принял их за покрывало вроде фаты, закрепленное венком. Так горянки ходят по сию пору. Водина – край уединенный, тут реликтовые нравы и прадедовские моды. Глушь!

Из вежливости Григор встал и отдал гостье короткий поклон:

– Добро пожаловать, барышня, к моему огню. Могу угостить мясом и ракией – больше ничем не богат. Меня зовут Григор.

– А меня – Дайра, – назвалась она, подойдя к меркнущему кругу света.

«Матерь божья, вот так волосы!.. – озирая молодую водинку, Григор забыл о пистолете, о тяжком выборе, даже об оккупации. – Да это надо в семь гребней, всемером с песнями расчесывать!.. В такой роскоши не то что запутаться – утонуть недолго, как спьяна в реке…»

Лицо ее не просто восхищало – поражало наповал. Вроде не было оно точеным, совершенным, как у светских львиц, но что-то притягательное, милое и свежее лучилось в каждой его черточке, а васильковые глаза со смелым любопытством изучали Григора, будто просвечивая насквозь.

– Я видела, как ты спустился с неба, – сказала гостья. – Кто те вороги, которые гнались за тобой?

– Италья… – начал он, но поправился, бессознательно поняв, что говорить надо иначе: – Веницы. Венецианцы.

Дыхание холодных вод, повеявшее с озера, отрезвило его – за очарованием девичьей прелести Григор почуял нечто, словно под поверхностью воды угадал глубину без дна.

«Что я, сплю?.. Или – ракия ум мутит?.. Кто передо мной? Человек или…»

Помимо воли взгляд скользнул вниз в попытке распознать, какие ножки скрывает стелящийся по земле подол широкой рубахи. Тут его лица коснулся леденящий порыв ветерка – будто безмолвный гневный окрик. Вскинув глаза, он увидел, что лицо Дайры омрачилось – черты стали суровы, брови нахмурились, очи потемнели. Про себя Григор решил впредь не допускать подобных вольностей. Чтобы погасить раздражение девушки, он дружелюбно улыбнулся, как бы извиняясь. Она внешне смягчилась и медленно поплыла вокруг костра по ходу солнца, поглядывая то на парня, то на гидроплан.

– Сможешь снова биться с ними? Твой летун жив?

– Я… – Вновь слова замерли на языке. Что сказать? О перелете к англичанам? О том, как с темнотой подкралось малодушие?.. Огласить такое перед ней – постыдно, хоть сейчас срывай погоны с плеч. Хорош юнак – унесся и девицу бросил без защиты!..

Она смотрела выжидающе, пытливо, с какой-то скрытой надеждой. Этот синий взор возвращал Григору душевную силу, заставлял перебороть себя.

– …починю машину. Если сумею взлететь – найду, где взять боеприпасы и бензин. Здесь можно базироваться, озеро укромное, но мало места для разгона. Кроме того, веницы начнут искать… вас потревожат.

– Навряд ли, – чуть заносчиво улыбнулась Дайра. – Тебе нравится мое озеро?

– Некогда было любоваться. Еле сел на воду.

– Я боялась, что ты разобьешься.

Хотя Григор чувствовал себя натянуто, он не сдержался от бравады – словно после гонок, когда красотки осаждают смельчака-пилота. Щегольнешь под женский крик лихой фигурой пилотажа над трибунами – потом сбегутся щебетать и строить глазки: «Автограф! И мне, пожалуйста! Signor Tenente, voi un eccellente aviatore!