Ого! Эвклидис не рассказывал об этих трудностях. В тот момент я, наконец, осознала, как же нам обоим повезло. Наша душа обрела целостность и больше не страдала от неполноценности.

– А мы с Димой решили и здесь не разлучаться, – сказала Афина. – Хотя он всё порывается отправиться в странствия на поиски своего близнецового пламени. А я вот думаю: чего его искать, само найдётся, если суждено. А иначе это всё равно что искать иголку в стоге сена, даже хуже!

Афина оказалась чересчур болтливой. Её болтовню следовало бы повернуть в нужное для меня русло.

– Расскажи, как вы жили на Земле, чем занимались? – поинтересовалась я.

– Да… Всё, как у всех, – отмахнулась она. – Ничего интересного. Выросли, отучились, встретили друг друга, поженились, нажили двоих сыновей…

– А когда это было?

– У… В девятнадцатом веке… Сейчас смешно вспоминать, какими недалёкими людьми мы были…

– Человеческая цивилизация не стоит на месте. Лет через триста и мы будем казаться себе дикарями по сравнению с новыми людьми.

– Но кое-что навсегда останется неизменным, – сказал Дмитрий. – Отношения людей между собой.

– Да, ты прав, – согласился Эвклидис.

С той парочкой мы простились довольно быстро, как только расправились с ужином, и поехали дальше. Я не комментировала прошедшую встречу, хотя не могла сказать, что она вообще ничего для меня не значила. Всё-таки мне было интересно исследовать мир Посмертия и общаться с душами, точнее, с половинками душ.

Улицы постепенно сменились широкими магистралями. Мы покидали Москву.

– Если хочешь, мы можем переночевать где-нибудь в отеле, а наутро отправиться в путь, – заботливо сказал Эвклидис.

– Нет, не нужно. Только если ты не устал.

– Мёртвые никогда не устают, – ответил он тогда, и эта фраза намертво впечаталась в моё сознание. От неё сквозило какой-то обречённостью. Я находилась в ещё не совсем мёртвом состоянии, и у меня, в отличие от моего друга, ещё был путь назад, в мир, в который я предпочла бы не возвращаться, если б не «миссия», которую мне внушил сам же Эвклидис или наши кураторы.

В пригород Салоник – Каламарью – мы прибыли около четырёх утра. Занимался рассвет, а вдалеке слышался ласковый шум моря. Боже, я не отдыхала несколько лет, и мне вдруг так захотелось окунуться в воды того потустороннего моря, что я готова была идти купаться в темноте.

Мы, естественно, не стали останавливаться в гостинице, ведь в Каламарьи у Эвклидиса был собственный дом. Он стоял на высоком утёсе, а внизу, у подножия скалы, неистово разбивались о камень волны, будто желая сокрушить непокорный берег.

Я всё никак не могла избавиться от привычки спать по ночам, поэтому, как только мы приехали, сразу же завалилась на боковую. Из распахнутых окон, колыша лёгкие белоснежные занавески, веял прохладный ветерок, приносивший с собой упоительный аромат Эгейского моря. Та ночь была безлунной.

Наутро я проснулась и первым делом начала осматривать дом Эвклидиса. Он мне очень понравился. В нём бы я хотела остаться навсегда. А что? Я нашла своё близнецовое пламя и могла больше не обременять себя поисками, а о мире Посмертия мне мог рассказывать сам Эвклидис, и я писала бы книжки с его слов. И зачем возвращаться? Больше всего на свете мне хотелось, чтобы кураторы тогда передумали.

– Вот ты где! – обнаружил меня друг. – Пойдём завтракать.

Он был одет в белоснежную свободную рубашку и чёрные брюки. Его чуть отросшие тёмные волосы, поначалу уложенные назад, нещадно растрепал ветер, свирепствовавший на вершине утёса, и Эвклидис поспешил скрыться в доме.