Не смущаясь нацеленного оружия, я гаркнул на ментовской манер, сверкнув своим ЧОПовским удостоверением:

– Попрошу оставить нас с господином Ольшанским наедине!

Большая светлая палата сейчас и правда напоминала поле брани. Все, что было тут из мебели, опрокинуто, в углу почил с миром разбитый дорогущий телевизор. Опрокинутые приборы все еще противно пищали. Сам Стальной король был таким, каким я его и запомнил пять лет назад. Высоченный мужик, косая сажень в плечах, черты лица грубые, будто кто его лицо из куска дерева вырубал топором. Вообще весь он был как дуб – мощный, хер перешибешь. Вот только сейчас похудел, осунулся, губы синие, дышал тяжело, с отчетливым нездоровым свистом.

– Ты что за хрен с бугра? – неприветливо рявкнул он, явно не впечатлившись. – Чего машешь тут этими подтирками для задницы?

– Я тот единственный хрен, с которым ты сейчас обязательно захочешь перекинуться парой слов наедине.

Он уставился на меня пристально, будто расчленяя. Я – так, чтобы видел только он, беззвучно, одними губами произнес «Александра». Он среагировал мгновенно.

– Вон пошли!

– Иван Палыч…

– Ну! Живо! Не пускать никого!

Только за охранниками закрылась дверь, Ольшанский стремительно подошел ко мне и, схватив за грудки, впечатал лопатками в ближайшую стену  так, что аж зубы лязгнули. И я ему позволил.

– Где дочь моя? Если вы, мрази, с ней хоть что-то… Я жив не буду, но каждого найду и покараю! Каждого! И семьи ваши… – от него шарашило такой яростью, что, будь я нервишками послабее, обоссался бы.

– Сделано уже, Палыч. Выдыхай, – тихо сказал я ему, и не пытаясь отцепить от себя или освободиться.

– Что?

– Саш… Дочь твоя в безопасности. Кто тронул – сдохли.

Он несколько секунд смотрел мне в лицо неверяще, а потом разом как-то сдулся, съежился, словно страх и ярость были тем, что позволяло ему держаться. И, неожиданно захрипев, стал валиться, как подрубленное дерево.

– Врача сюда! – заревел я, подхватывая его, и заозирался. Бля, и положить некуда – все перевернуто и переломано.

Благо в палату практически мгновенно влетели медработники и оба охранника. Они оперативно вернули кровать в нормальное положение, и я подтащил Ольшанского туда. Он вяло отпихнул меня в последний момент.

– Хорош меня тискать, не девка тебе, – просипел он, едва дыша. И уже медперсоналу: – Быстренько почините меня… некогда мне.

Минут пятнадцать я ждал, пока вокруг него суетились, пристально изучая лица его охранников, что так же неотрывно недобро пялились в ответ.

– Все-все, нормально я уже! Хватит! Уходите все! – окрепшим голосом распорядился Стальной король.

– Иван Павлович, как ваш лечащий врач…

– Ты ни хрена не можешь сделать с тем, что я старый подыхающий пердун, – оборвал он доктора и махнул повелительно рукой: – Все, свалите!

– Где? – спросил, как только двери закрылись.

– Я же сказал – в безопасности.

– Это я решу, насколько моя дочь в безопасности, – в его голосе снова залязгало. – Говори где, я людей пошлю.

– Тех самых, что за ней не уследили и сутки молчали, что ее похитили?

– Ты тут не умничай. Кто такой вообще? Чё-то рожа твоя мне знакомой кажется. И знакомой нехорошо.

– Николай Шаповалов. Охранное агентство «Орион». Мы обеспечивали безопас…

– Все. Вспомнил. И «Орион» ваш, и тебя конкретно. Это же ты, кобелина сраная, на свадьбе Альку глазами заживо жрал. Так? Думал, не заметит никто? Я все вижу. Видел. Пока на ногах был. – Я не отрицал. Смысл, если правда. Молчал, предлагая ему продолжать. – Как так вышло, что ты с ее похитителями пересекся?

– Случайность. Они ее в лес привезли. Убивать. А я там у друга отдохнуть остановился в избушке.