– Нет, что вы, ничуть не испугали. Разве что удивили немного, – слукавила я, не желая показаться трусихой.

Ага, удивил так удивил, да я чуть не описалась, вот честное слово. Грудь встревоженно поднималась и опускалась, будто в этих покоях разом стало не хватать воздуха, а в голове крутилась одна и та же идиотская мысль: нет бы волки какие или медведи, как в красивых книгах про любовь. Только я, видимо, угодила не в ту сказку. Мало мне было ворчливого енота? На, получай, Маша, еще одного недоделанного оборотня на свою голову!

После посещения местных удобств – уличного клозета и купальни – мое настроение определенно улучшилось. Да, не пятизвездочный отель, но мне, деревенской девчонке, к такой жизни было не привыкать. Я и сейчас помнила, как мы радовались всей семьей, когда унитаз наконец установили дома, и больше не приходилось в мороз наскоро запрыгивать в валенки и бежать на улицу в наш расписной «теремок уединения».

Как оказалось, в крепости я была не единственной девушкой. Приходили и другие из местных селений, правда, женщины постарше. Вечером мы никого из них не застали, зато утром дружной вереницей они подтянулись в крепость на работу. В их обязанности входила стирка, уборка, готовка на кухне. Одну из них, рыжую Буяну, Драгомир пристроил ко мне, чтобы все показала и помогла освоиться.

При этом наш разговор с воеводой, который мы откладывали на утро, опять пришлось перенести из-за каких-то срочных вестей с границы. Жизнь военачальника, она такая, ни минуты покоя.

– Прости, Маша, служба зовет, – ласкал меня взгляд его голубых глаз, околдовывал, затягивал в свои омуты. – Переодевайся и спускайся к завтраку. Твое место подле меня будет свободно.

– Во как! – отчего-то усмехнулась Буяна, оголив кривоватые зубы, стоило воеводе скрыться за дверью. – Повезло тебе, девка. Видать, наш Драгомирушка в невесты тебя присмотрел. Ты сама-то кто такая, откуда будешь?

– Маша я. А прибыла издалека. – Тяжело вздохнула, вспоминая о доме, а еще понимая, что женщина права: уж больно ласков и заботлив со мной этот случайный мужчина. А я, кроме имени, ничего о нем толком и не узнала.

– А что это за зверек диковинный? Небось, кусачий? – присматривалась Буяна к еноту. Вытащив из-за пазухи корку хлеба, женщина отломила кусочек и протянула его в ладони. – Ну же, не бойся, малахольный. Иди, накормлю.

Валерий Дмитриевич ошалел от такого предложения, глядя на протянутую руку с нескрываемым пренебрежением. Я же недоумевала от другого: что заставило ее носить с собой корку хлеба? Даже вспомнились рассказы бабушки о блокадном Ленинграде и ее старой знакомой, которая еще долго прятала под матрасом сухари, опасаясь, что голод однажды вернется.

– Спасибо, но он у меня больно осторожный, к чужим не пойдет. Положите в уголок, потом съест, – вышла я из ситуации, и женщина последовала моему совету.

– Да ты не прячь глаза, девонька, вижу, что обо мне думаешь. Это у вас там, в центре империи, сады цветут, поля колосятся и столы от яств ломятся. А у нас здесь, на окраине, что ни год, так новая напасть: то орки обозы с продовольствием разграбят, то варкаллы весь урожай поклюют да вытопчут, то хвори колдовские людей целыми дворами выкашивают. Если бы не Драгомир с его дружиной, всех до единого голод бы сморил. Все на нем одном, нашем кормильце, и держится.

После такой рекламы моего потенциального жениха Валерий Дмитриевич знакомо закатил глаза и ещк что-то зафырчал на зверином. Даже интересно, это он так в образ входит или действительно где-то в душе понемногу становится енотом?