Пол под ногами Аммы скрипит, когда она следует за Бриттани в коридор. Выходя из комнаты, она слышит за спиной приглушенные голоса и понимает, что завтра они съедут. За первую ночь они уже успели завоевать статус «странных» – «девушки, которая плачет» и «ее подруги-психа», а это фатально в местах, где такие слова, как «атмосфера» или «отдых», имеют первостепенное значение.

«Пошли они все к черту, – думает Амма, пересекая пустой хостел и услышав, как Бриттани открывает заднюю дверь. – Если бы они только знали, если бы они только поняли…»

На заднем дворе небольшой садик с коваными скамейками и столиками и несколькими растениями в горшках, и Амма находит Бриттани стоящей посреди него. Та запрокинула голову к небу и делает глубокие вдохи. Подушка лежит в траве у ног. Ее волосы убраны с лица, и Амма замечает заострившийся подбородок, ввалившиеся щеки. Хотя Бриттани успела набрать несколько килограммов с момента их первой с Аммой встречи, сейчас она снова похудела. Сидя на складных стульях в церковном подвале, Амма подумала, что Бриттани выглядит больной. Безусловно красивая девушка с темными волосами и большими карими глазами, но хрупкая и невесомая, как будто малейшая неприятность могла сломить ее.

Однако Бриттани оказалась более выносливой, даже несмотря на полуночные рыдания. Теперь Амма это знает.

Бриттани поворачивается, почувствовав приближение подруги, и вытирает лицо.

– Прости, – тут же произносит она, но Амма пожимает плечами.

– Ты уже извинялась. Но по-французски, так что, думаю, это не считается.

Бриттани издает сдавленный смешок, прежде чем застонать и запустить руки в волосы.

– Боже, – вздыхает она, – неужели я буду плакать все время в нашем путешествии по Европе?

– Имеешь полное право. – Амма подходит ближе и обнимает Бриттани за плечи. Ночь теплая, но ее тело ледяное, и она слегка дрожит, когда прижимается к Амме.

– Я думала, все наладится, – сокрушается она тихо, и Амма чувствует, как у нее самой сжимается горло.

Она не похожа на Бриттани – плакать не умеет, но, похоже, слезы ничуть не спасают ситуацию. Они не позволяют испытать облегчение или успокоение, только усталость и стыд, будто Бриттани поддалась чему-то, чему не должна была. Слезы – скорее искупление вины, чем очищающий катарсис.

– Так и будет, – заверяет она Бриттани. – Ведь это только вторая неделя. Тебе надо дать себе время.

Бриттани отходит от девушки, проводя рукой по лицу.

– Говоришь как доктор Амин.

Амма знает это и отчасти ненавидит себя, но в такие моменты в ее голове звучит голос наставника в их группе скорби.

«Нужно время».

«Твои чувства не плохие».

«Всегда будет “до” и “после”. Надо только научиться жить в этом “после”».

Последняя фраза понравилось Бриттани больше всего. На внутренней стороне запястья у нее теперь вытатуировано слово «После», слегка скрытое браслетами из бисера, которые она сейчас носит. Она сделала татуировку как раз перед тем, как девушки отправились в путешествие, как обещание, что она снова станет наслаждаться жизнью.

В этом и заключалась суть их поездки в Европу: увидеть что-то новое, исследовать новые места и укрепить быстро возникшую между Бриттани и Аммой связь новыми воспоминаниями. В противном случае они дружили бы только потому, что обе пережили одно и то же ужасное событие. Они хотели стать подругами, потому что выбрали друг друга. Они хотели, чтобы у них была история, которую они могли бы рассказать другим, которая не заставляла бы людей морщиться, округлять глаза или поджимать губы от сочувствия или, что еще хуже, жалости.