В отделе полиции на Колю зашипел человек в форме:

– Хочешь, чтобы всё развалилось?

– Не хочу.

– Чтобы у нас было как на Украине?

– А как на Украине?

– Не учитесь, не работаете, у пенсионеров на шеях сидите. Сидишь у бабушки на шее?

– Сижу…

Склонился над бумагой, прошипел: «Паз-зор».

За неимением родителей побеспокоили главреда, Коле было мучительно слышать, как капитан, крутя в руках визитку с котиком, зло и внятно объясняет в трубку: «Организация акций до восемнадцати лет запрещена».

Тонываныч приехал быстро, круглый живот под кожаной курткой обтягивала футболка с президентом и надписью: «Вежливые люди». Главред разбирался с полицией: бабэ грозил штраф в особо крупном размере, чуть не пятнадцать тысяч. У Коли от волнения закружилась голова. Вскоре уже главред нападал, а стражи порядка оправдывались. В конце концов, решили, что имела место быть защита несовершеннолетнего пикетчика от агрессивно настроенных граждан. Протокол сунули в мусорное ведро, Колю отпустили.

Вечером Марфушина семья собралась за столом. Колю все утешали, наливали борщ, главред пил водочку и посмеивался в усы, он задумал пост в «Фейсбуке» про злых полицейских. Коля спросил у Тонываныча: «А как сейчас на Украине?»

– Ты сам что об этом думаешь?

Коля ничего не думал, он годами ролил на чердаке, за обедом слышал из телика обрывки фраз про киевский майдан и «самопровозглашённую Донецкую республику», дядя реагировал эмоционально, что-то матерно объяснял дикторам, даже плюнул в экран, бабэ вытерла передником, но Коле всё это было не так интересно, как духи и нежить подземелья Анор.

Главред раскраснелся. Тоныванычу не нравилось, что Коля, да и все Марфушины сэхэшатики, замкнуты в своём художественном мирке. Петербург волновали протесты, окружающая действительность казалась такой интересной, захватывающей, драматичной, а эти фантазёры были всем довольны, считали, что жизнь хороша и спокойна. Ладно Марфа – под крылом состоятельных родителей, но деревенский Коля – неужели он не видит страданий русского народа?

Коля ничего не видел. С дядькой строили баню, ели шашлыки, ловили вот таких карасей, на чердаке сеть была отличная, не рыболовная, а МТС.

– А Кирюха рвётся на войну, на любую войну. – Главред пыхтел и подпрыгивал на стуле. – Вроде добрый парень, а сколько в нём скрытой агрессии. Записался в школу стрелевой пульбы. И ведь взяли его, глазом не моргнули. Наверно, дал на лапу. «Зачем тебе это?» – спрашиваю. «Хочу, – говорит, – пойти в атаку». – «На кого?» – «На врага, который не дремлет». И зубами скрежещет! Коля, у тебя есть враги?

– Какие?

– Ясно. А Кирюха ими окружён. Он их выдумывает себе и окружающим. Ему лишь бы повоевать. Вот запланировал сведение счётов в Кулёмах.

– Папочка, не приведи господь!

– Антон Иванович, кто сведёт счёты в Кулёмах?

– Кирюха Завирюха.

– Папочка, Коля из Кулём!

– Наверно, это другие Кулёмы. Не может быть такого совпадения. Ты из каких Кулём? Чудеевских?

– Да. Но мы в деревне живём. Кулёмы – районный центр. Я там нечасто бываю. Мы туда ездим ботинки покупать.

– Гм. В церковь ходишь?

– Захожу иногда, но я неверующий.

– Ладно, думаю, до этого дело не дойдёт.

– До чего не дойдёт-то? Загадками говорите.

– Забудь. В каждой церквушке свои погремушки.

– Вот видишь, какие мальчишки разные. – Главред повернулся к жене. – Хорошо, что бодливой корове бог рогов не даёт.

Марфушина мать отмахивалась и стучала ложкой по дну суповой тарелки. Ей не нравилась злободневность, воротило от международных отношений. Её центром вселенной был Андреевский рынок, самой важной темой – судак. Какой он сегодня – «свежий», «свежайший» или «как для себя»?