Осторожно крутясь в инвалидке, Коля смотрел, как ловко хозяйничает Кирюха. Его руки волшебно двигались, как у алхимика, а рот ни на секунду не закрывался, парень весело нёс какую-то околесицу. Шипела сковородка, из кастрюльки поднимался пар. Опираясь на кулаки, обтянутые перчатками без пальцев, новый знакомец перемещался от плиты к холодильнику. У него была целая система приспособ – скамеечек разной высоты, чтобы добираться до нужного предмета. Он действовал как фокусник, маэстро, за десять минут приготовил вкуснейшие брускетты, Коля ел и не мог понять, из чего это всё – то ли рыба, то ли сосиска.

– Пойду мать позову.

Кирюха вернулся с высокой бледной женщиной, в Колином представлении похожей на овдовевшую королеву или настоятельницу женского монастыря. У неё было такое лицо, будто она целый год плакала и больше не может, слёзы закончились.

– Здравствуй, Коля. Меня зовут Вера Ивановна.

– Здравствуйте! – Вскочил.

Села за стол – прямая спина, худые длинные руки. Кирюха, похожий на снующего по полу гигантского паука, подал матери тарелку с едой, кинулся варить кофе.

– Жопой чуять космический баланс, да, мама?

Вера Ивановна грустно улыбнулась:

– Я училась балансировать с Кирюшей. Носила его на шее, на груди, на спине. С десяти лет. Он у меня с десяти лет. Вниз: кресло – Кирюшу. Наверх: Кирюшу – кресло. Но мне всегда помогал Антон Иванович, наш замечательный сосед. Ты у них гостишь, Коля?

– Да.

– До десяти лет он жил в интернате, гонял по коридору с другими колясочниками.

– С дэцэпэшным дурачком Володькой Шутовым. Его батюшка отец Пахомий в рот трахал.

– Кирилл, перестань, или я сейчас уйду.

– Она не верит, я потом тебе расскажу. Может, и по сей день трахает, я его вижу у Пахомия во «ВКонтакте». Мама, всё, молчу, заткнулся.

Кирюха сел на свой готический «трон», свернул папироски себе и Вере Ивановне. Они закурили. Коля никогда не слышал такого приятного запаха – ничего общего с дядькиным «Петром», не табак, а компот с сухофруктами из любимого детского сада. Ему было приятно, что эти красивые необычные люди с ним разговаривают, рассказывают свою жизнь.

– Мама приехала в КДИДДИ волонтёркой. «Кэдэидэдэи» это Кулёминский дом-интернат для детей-инвалидов. Мой дом родной.

– Я возила книги в сельские школы, в детские больницы. Я заведую библиотекой. Моя подруга, актриса, играла спектакли в детских домах. Она рассказывала о сиротах, об оставленных детях. Я решила тоже поехать. Жизнь была пустой, хотелось какого-то действия. Хотелось принести пользу.

– Мамочку тогда мужчина бросил.

– Это не твоё дело, и Коле знать необязательно. Всё давно прошло, я уже забыла.

– Не забыла.

– Почему ты лезешь в чужие дела? Почему пытаешься влезть в мою голову?

– Потому что мне важно, о чём ты думаешь. Мне важно, о чём все думают. Я ограничен в движении, не могу самостоятельно подняться на Эверест и поехать на залив в Комарово. Поэтому лезу. Мне надо отслеживать, что происходит в мире. Я хочу управлять миром. Я демиург.

– Ты болтун.

Демиург пускал в потолок кольца. Вера Ивановна смотрела в окно – напротив зажглись огни.

– В интернате для детей-инвалидов сделала маленькую библиотеку, литературный уголок.

– А в соседней комнате Пахомий устроил «правуголок».

– Многие дети не умели читать. Мне захотелось остаться на некоторое время в этом ДДИ – поработать. Администрация была не против, они принимали любую помощь.

– Пахомия принимали.

– Что ты прицепился к этому Пахомию?

– Пахомий педофил и содомит. Он в ДДИ устроил православный уголок, и знаешь, что там делал?