Лиля доковыляла до кровати, смутно огляделась, вряд ли понимая, где сейчас находится, после чего плашмя упала на постель. И заснула. Мгновенно.

Я посмотрел на неё, вздохнул. Поставил будильник в телефоне на одиннадцать утра и пошёл извлекать из шкафа давно лежавший без дела надувной матрас.

Однако, вопреки планам, проснулся я не по будильнику, а от дикого вопля. Спросонья можно было подумать, что вопит пожарная сирена, или же кого-то убивают самым изощрённым способом. Но это всего лишь вопила Лиля.

— Твою мать! Это чё такое?!

Она елозила голым задом по полу, на котором за прошедшее с ночи время расплющило матрас — видимо, я неплотно закрыл клапан, и дёргала за кожаный ошейник на своей шее. Его я пристегнул цепью к батарее. И сейчас эта цепь гремела, ударяясь звеньями о металлическую трубу, а Лиля тщетно пыталась выдрать её, что, конечно, было невозможно.

— Доброе утро, — не вставая с кровати, сказал я. — Хорошо, что ты так быстро очнулась.

— Что это за хуйня?! — орала Лиля.

Я сошел на пол и направился к ней. Она попятилась к стене. Цепь натянулась почти до предела. Ошейник впился в горло.

— Чем ты недовольна? — осведомился я.

— Чем я недовольна? Ты что, издеваешься? Что я тут делаю? Почему я голая?! Что вообще происходит, блядь?!

Я присел на корточки. Лиля сжалась в комок, но глаза у неё продолжали хищно сверкать. Я знал, что, даже если она кинется на меня, цепь её удержит, и Лиля причинит вред разве что самой себе.

— Ночью ты пообещала сделать для меня что угодно. Так что сиди тихо. Или я достану кляп. С непривычки челюсть от него жутко разболится. А сидеть тебе с ним придётся несколько часов. Потому прямо сейчас убавь громкость и не вынуждай меня идти на крайние меры. Ты меня поняла?

Челюсть у бедной девочки завибрировала от злости и бессилия. По шее волнами проходились твёрдые, как камни, глотки воздуха. Она задыхалась, удушаемая полоской кожи, которая препятствовала дыханию. Наконец, Лиля отстранилась от стены, дав возможность ошейнику и цепи свободно свисать, а себе — дышать ровнее.

— Молодец, — похвалил я.

— Мне плохо, — простонала Лиля.

— Я знаю. После водки с энергетиком мало кому может быть хорошо.

— Где моя одежда?

— В мусорке. Где ей самое место.

— Ты совсем что ли? — Лиля подалась вперёд, возможно, с тем, чтобы напасть на меня. — Я это платье на последние деньги купила.

— Последние деньги ты собиралась отдать мне. Считай, что отдала. А от твоих тряпок воняло как из канализации.

— Можно было бы постирать, — с раздражением ответила Лиля.

— Я тебе в прачки не нанимался.

Её качало, и постепенно начинало знобить — вполне естественные реакции после нервного потрясения и двух почти бессонных ночей. Вдобавок подступала ломка. Лиля тёрла глаза, и на лице у неё теперь простирались два мерзки чёрных болота, в которые превратилась её косметика вперемешку с потом и слезами. Она плакала. Я протянул к ней руку и приподнял голову за подбородок.

— Что мне теперь делать?.. — скуксилась она детской, обиженной гримасой.

— Для начала перестать плакать, — ласково ответил я, желая её немного успокоить.

15. Глава 5 (Ч.4)

— Мне больно! — Лиля подтянула к подбородку свои километровые ноги, обняла их руками и зарылась лицом в колени. — Меня ещё не отпустило, а уже хреначит отходняк. А теперь ещё спину ломит! Ты сам-то пробовал на голом полу спать?

— Пробовал, — сказал я. — За матрас прости. Может, он прохудился. Но я не планировал тебя оставлять просто на полу. С другой стороны — это с непривычки дискомфортно, а вообще очень полезно для позвоночника.