Потому что внутри у меня, - все то же самое и с такой же силой.

   Так и стоит, - минуту? Час? Весь вечер?

   Замерев, - и только стук уже двух сердец звучит так громко, что, кажется, разорвет сейчас барабанные перепонки.

   Зато сколько всего там, в глазах…

   Черт! Мне бы развернуться и бежать, - но не могу… Будто приросла я к этому полу!

   - Мира, - Антон отмирает первым, делая шаг вперед, а я даже глаза закрываю, утопая в его хриплом голосе.

   Как тогда. Как когда-то в минуты нашей страсти. От этой хрипоты его я с ума сходила. Только… Только сейчас она – больная, надтреснутая, и все же… Все же такая одуряющая, такая блаженная, что с моих губ сам по себе слетает нежданный еле слышный стон.

   - Мира…

   Я по-прежнему не могу пошевелиться, только откидываю голову назад, на дверь за моей спиной, а он – наклоняется, так близко, что наши ресницы сейчас, кажется, переплетутся, проводя пальцами по моей щеке.

   Его глаза – не смотрят, они даже не горят – полыхают. Дикой смесью страсти, недоумения, и… да, и любви, - я не могу сейчас ошибиться, это то самое, что я столько раз видела в его глазах – вот та любовь, та же, что переполняет и меня так сильно, что, кажется, внутри не удержать… Только теперь она помножена в тысячи раз, а еще – там, на ее дне, - безумная горечь.

   - Мира моя, - руки жадно впиваются мне в волосы, притягивая лицо еще ближе, - так близко, что я вижу отражение собственных зрачков в его глазах.

   И…

   Все!

   Не остается ничего больше, - ни этой комнаты, ни понимания того, где мы, ни здравого смысла, - ничего!

   Только одно, - огромное, необъятное, то, что бьется в наших сердцах, сливаясь в единый стук.

   - Антон, - выдыхаю прямо в его горячие губы, ловя обжигающее дыхание, сходя с ума окончательно.

   - Как же я скучал, - хриплый голос уже скользит по моим губам, поникая вовнутрь, в горло, в самое сердце, отбиваясь внизу живота тяжелым, почти болезненным узлом. – Я не могу без тебя, Мир…

   - Я без тебя не живу, - лихорадочно скольжу словами и кожей по его рту, наконец оживая, охватив руками напряженные бицепсы.   – Не могу…

   Боже, - как же это естественно, как правильно, - быть вот так, с ним, вместе, рядом, обхватив его руками, ощущать его жар, исходящий от кожи и тонуть, тонуть в этих сумасшедших, диких, почерневших глазах… Моих глазах, потому что он – будто продолжение меня, как сиамский близнец, уж точно не меньше.

   Я задыхалась? Я не могла дышать, когда оказалась с ним рядом?

   Нет! Это без него я не дышала, - совсем, - только сейчас это понимаю!

   - Антон…

27. 27 Глава 27

      Его губы накрывают мои с полным безумием, впиваясь так, как будто он хочет вобрать меня в себя всю, без остатка.

   Он никогда не целовал так, - но сейчас наши языки схлестываются, а тело просто выгибается натянутой дрожащей струной.

   Я плавлюсь, вся превращаясь в пламя под его диким взглядом.

   Как феникс – умираю, чтобы снова стать живой в этом безумном, сумасшедшем огне!

  Даже воздух вокруг нас, кажется, потрескивает, от переполнившей его электрики и напряжения, которое вот-вот должно взорваться безумным сполохом, не говоря уже о нас самих! Все внутри дрожит и выстреливает, будто лопаются те самые невидимые струны.

   Руки Антона, как тиски, сжимают мои бедра , а его сумасшедший, лихорадочный напор – просто сбивает с ног.

   Наши языки схлестываются жаром под хриплые полустоны и всхлипы, сама не замечаю, как мои руки начинают лихорадочно скользить по его твердой, будто каменной груди, нырнув под рубашку.