Он поворачивается к Обуховскому с застывшей улыбкой.

— Молодежь она такая. Наверное, опять ноготь сломала. Я сейчас.

Мне даже жаль его. Для него внешнее благополучие важнее меня. Даже странно, что он снова не женился. Ради приличия.

— Вика, — дергает меня отец в библиотеку, что по соседству. — Ты разве не видишь, что я разговариваю. Подождать не могла?

— Не могла. Где Марат?

— Что? Какой…

— Балаев, Пап, не тупи. Ты что с ним сделал?

— А с чего такой интерес к этому подонку? Он тебя…

— Не трогал он меня. Неужели я сказала, что он меня насиловал?

— Не сказала, — признает отец, а меня как током бьет. Что это значит? А откуда выводы такие? — Но на твоем обессилившем теле были синяки и кровоподтеки. Ты вела себя как дикая, а Марат давно на тебя зуб точит. Я, конечно, сам виноват, что за тобой его отправил. Но он был в том районе, и давно мне должок хотел отдать.

— Постой, постой, не понимаю ничего, — я даже руку к шее прижимаю, словно там воздуха больше станет. — Какой зуб он на меня точит. Из-за чего?

— Вик, сейчас совсем не время.

— А накачивать меня психотропными время? Что мешало тебе поговорить со мной, а не делать дурацкие выводы! — ору в его каменное лицо. — Говори сейчас же! Какой зуб?

— Помнишь, в пятнадцать ты с машиной столкнулась? — нет, нет, меня сейчас на части порвет.

— Помню! При чем тут Марат!

— Он в машине был. С матерью и отцом. Сам, конечно, гнал, а тут ты. В общем, отца не стало, а мать в инвалидное кресло села.

— Ты врешь… Я не могла. Ты сказал, что все выжили, ты сказал, — виски от боли сжимает, почему Марат ничего не сказал, почему…

— Тогда все выжили, отец в коме еще месяц провел. Все счета за лечение на мне были. Мать его на ноги тоже я поставил. И его по контракту служить, чтобы не вертелся около тебя.

— А он вертелся, — слезы по щекам, руки на сердце. А стучит-то как…

— Еще как. Ты, считай, отца его убила, он так думал. Молодой, горячий. Но я его из точки горячей вытаскивал не раз, так что мы с ним крепко повязаны. Но он недавно сказал, что хочет со службы уйти, вот я и попросил об услуге, последний раз, так сказать.

— Пап, ты что наделал-то? Он же не трогал меня. Я ходила, как кошка вокруг него, — бью кулаками грудь круглую. — А он не пальцем. Я ведь даже сама его поцеловала. Папа! Папа! Вытащи его. Сейчас же, звони и вытащи.

Отец трет лицо, потом затылок чешет.

— Нет пока с ними связи. Через недельку появится, я, конечно, подсоблю…

— Папа! — ору я на него. — Ты невинного человека на смерть отправил. Там мать убивается!

— Завтра сделаю все, что могу, а теперь иди спать. Живо, сказал, — я знаю этот взгляд. С таким взглядом отец всегда за ремень брался. И я отшатнулась.

— Дочь…

— Я спать. Завтра поговорим.

Только вот я, конечно, не поговорила. Первое, что я сделала, это Камилю снова позвонила. У него есть несколько знакомых хакеров, а у меня есть доступ к военной базе. Мне нужно найти Марата. Поехать к нему. И вот тогда отец точно его вытащит. Без вариантов.

А насчет моей вины в смерти отца его. Мне очень жаль, я даже не знала ничего. И я скажу ему об этом. И своим спасением смогу загладить свою вину. А потом скажу, как сильно люблю его и в покое оставлю.

Любить, конечно, не перестану. Особенно теперь, зная, как давно на самом деле нас связала судьба. Ведь я могла врезаться в кого угодно, в то же дерево или фуру, но почему-то судьба столкнула меня именно с его машиной. С его семьей, заставила вызвать в нем ненависть ко мне.

И будем честны, он не слишком успешно справился с задачей меня ненавидеть.