Кроме того, что на сегодняшнюю ночь это все мое.

И что я уже сполна расплатился за то, чтобы обладать ею.

Я втянул носом воздух, а потом резко раздвинул её колени, опустил голову и впился языком и губами в возбужденную плоть. И сам же застонал от удовольствия и от того, что это потрясающее ощущение мне так знакомо. 

Я скучал. Оказывается вот по этому я скучал.

Настя чуть ли не заорала и выгнулась, так, будто у нее совсем не было хребта. Подставляя себя под мои губы еще ближе, вжимаясь своими бедрами в мое лицо. Я не мог отказать себе в удовольствии. Себе и ей. Я с ума сходил от её стонов, метаний, того, как влажнела её кожа; изнывал от её сладости и нежности. От того, как наливаются ее складочки, как пульсирует розовая сердцевина. Я мял, облизывал, покусывал и впитывал каждый ее вздох, каждый удар пятками по моим плечам, каждую, даже мелкую, дрожь, а когда она гортанно выкрикнула мое имя и затряслась в накрывающих её волнах оргазма, проник в нее двумя пальцами, сходя с ума от ее узости, а потом не выдержал, не дал ей возможность одной пройти этот путь до конца, резко привстал на руках, расстегнул ширинку и вошел в нее сразу на всю длину, ловя губами всхлипы.

Мне достаточно было нескольких движений, чтобы я тоже кончил.

И это был один из лучших оргазмов в моей жизни.

Я повалился рядом, хрипло дыша, вслушиваясь в ее глубокое и тяжелое дыхание, всматриваясь, как дрожат ресницы на щеках. 

И потом сам же выругался на себя. На свое желание рассмотреть.

Будто почувствовав изменения в моем настроении, она открыла глаза и повернула ко мне голову.

Во взгляде все еще полыхали угли наслаждения, из которых так легко было раздуть пламя. А она уже готовилась сказать что-то гадкое. Я это почувствовал за секунду до того, как чувственные губы произнесли:

- Все, на что ты способен, ведмедик? Туда-сюда и…

Я заткнул ее рот поцелуем. 

А потом разорвал мешающий мне бюстгальтер и искусал не маленькую, но торчащую грудь с каменными сосками. И снял, наконец, всю одежду, чтобы осязать ее каждым миллиметром тела, чтобы наш пот смешался и впитался в кожу друг друга. Я даже не заметил, как она выпуталась из своих оков, но тут же почувствовал это, потому что в мою спину впились острые ногти, царапая меня до крови и доводя до исступления. Я покрывал поцелуями ее лицо, шею, снова возвращался то к ее губам, то к соскам, которые всасывал и грыз, и целовал в сопровождении восхитительных, порочных звуков, что слетали с её губ. А потом, когда понял, что снова не выдерживаю,  перевернул ее, распластал по кровати, прихватил зубами шею, как ненасытное животное, и вошел между ее сомкнутых ног, врываясь в потрясающую узость так, как мы с ней любили…

Блять, не думать об этом!

Я навалился на нее всем весом, ощущая, насколько она горячая, сладкая, живая подо мной. Глаза закатывались от дикого наслаждения, которым упивалось все мое тело, от того, что она двигается вместе со мной, хрипит, выгибается, голова мечется по кровати, а руки вцепляются в подушку в такт моим движениям.

Я вбивался в нее, как сумасшедший, словно она была живительным сосудом, а я путником, почти сдохшим в пустыне от жажды. И мне все было мало, мало этого единения, я просунул руку под ее живот, прижал еще сильнее, настолько мне хотелось растворить ее в себе, а потом почувствовал, как сжимается она вокруг моей плоти, как мычит, вцепившись зубами в свою руку и приказал:

- Кричи… Кричи для меня…

И вместе с ее криком кончил  и сам закричал, будто и не было ничего раньше между нами. Будто всегда было так - по-правильному.